Тексты

[fidel]

Книга
Александр Либиэр.
Школа Воина: теория и практика.

[fidel]

Книга
Лютте Л.Р.
Карлос Кастанеда и учение дона Хуана

Практическое руководство, позволяющее следовать учениям дона Хуана и пользoваться ими в повседневной жизни. Описанная Кастанедои спиритуалъная система дана в общей связи с другими эзотерическими учениями, что усиливает ее всеобщую действенность. Это придает книге некоторую обособленность, которая позволяет понимать ее читателю, даже незнакомому с работами Кастанеды.

Литик - Рига 1997

[swarm]

Книга
Лютте Л.Р.

вообще книга напоминает реферат школьника, зато перевод доставляет
в наличии грёзы, глазение, волшебники, и т.п.

найди свое место в жизни

[свернуть]

[fidel]

Аудио книга ॐ Лао Цзы - Дао Дэ Цзин (аудиокнига, читает Nikosho)

[fidel]

Tonalli

[Фрау Конь]

фидель у меня ссылкт не работают

Аудио книга ॐ Лао Цзы - Дао Дэ Цзин (аудиокнига, читает Nikosho)

[fidel]

фидель у меня ссылкт не работают

[fidel]

ॐ Дзогчен - состояние самосовершенства. Намкай Норбу Ринпоче - аудиокнига. | ДЗОГЧЕН | БУДДИЗМ
Диктор временами зевает 

[fidel]

Испаноязычная статья сравнивающая воззрения антропологов на нагваль и тональ с текстами КК
ALEJANDRO MARTÍNEZ DE LA ROSA
Maestría en Estudios Latinoamericanos, UNAM
Ell camino del tonal y del nagual.
Rumbo a una nueva proyección de la brujería

[fidel]

Книга
Грасиела Корвалан: интервью с Карлосом Кастанедой

[fidel]

Год:  2000
Автор научной работы: 
Тукмаков, Денис Игоревич
Ученая cтепень:  кандидат философских наук
Место защиты диссертации:  Москва
Код cпециальности ВАК: 09.00.06
Специальность:  Философия религии
Количество cтраниц:  151
Философско-религиозные воззрения Карлоса Кастанеды

Введение диссертации (часть автореферата)

Актуальность диссертации

В данной диссертации подвергнута теоретической реконструкции система концепций и практик, которая известна в мире как религиозно-философские воззрения американского философа и антрополога Карлоса Кастанеды. Эти воззрения сформировались у Кастанеды в основном как результат его тринадцатилетних контактов с индейским магом1 и духовным учителем доном Хуаном Мату-сом и его сподвижниками, которые имели место в Мексике и США в 60-70-е годы нашего столетия. Сутью и итогом этих контактов явилось превращение Кастанеды из стороннего наблюдателя-ученого в непосредственного участника разнообразных магических практик, затем в ученика, постигающего один за другим этапы магического обучения, и, наконец, в самостоятельного мага, продолжателя духовной традиции индейских магов Центральной Америки. Стратегическая цель этого ученичества заключается в глубинной трансформации ученика как личности, а также в радикальных изменениях его представлений о мире, о жизни и о самом себе, приводящих в итоге к удивительным результатам - гармонической, совершенной жизни, венцом которой становится своеобразное бессмертие.

1 Как признавал сам Кастанеда, значительную трудность для него представляла задача подыскать правильное обозначение для дона Хуана, его знания и деятельности. По мнению антрополога, ни одно из этих слов: "маг", "колдун", "брухо" (индейский целитель), "шаман", - не отражает полностью смысла деятельности дона Хуана, поскольку они уже имеют привычные нам смысловые рамки, в которые дон Хуан полностью не вмещается. Очевидно, именно поэтому в разных местах Кастанеда позволял себе употреблять каждый из этих четырех терминов, не отдавая качественного предпочтения ни одному из них. Мы же будем придерживаться терминов "маг", "магия", "магический", поскольку у Кастанеды они встречаются чаще всего.

Здесь и далее курсивом мы будем обозначать цитаты из различных источников, а также важные термины и обороты из кастанедовских книг.

Актуальность темы исследования обусловлена несколькими важными обстоятельствами. Во-первых, в своих философско-религиозных трудах Карлос Кастанеда затронул целый ряд мировоззренческих проблем современного человечества, как то: созревший в среде мыслителей, деятелей науки и культуры второй половины XX века скепсис по отношению к сциентистским идеалам и неумеренным притязаниям разума, на которое претендовали представители фундаментальных наук; разочарование определенных слоев социума в неутешительных итогах научно-технического прогресса, хода развития западной цивилизации и глобализации мирового сообщества; кризис идеологии "общества потребления" и назревшую необходимость "переоценки моральных ценностей"; отход от многовековых идеалов религиозного характера и поиск новых основ для духовно-этического воспитания человека; проблему взаимоотношения человека с природой и мирное сосуществование биологических форм на планете и др. Поскольку кастанедовское учение касается этой актуальной проблематики, оно требует серьезного изучения и анализа.

Философия Кастанеды оказалась довольно популярной среди части мировой общественности, и особенно в молодежной субкультуре. Помимо наличия оригинальных мировоззренческих взглядов, востребованность Кастанеды как мыслителя и духовного учителя объясняется следующими причинами.

Во-первых, он так и остался до конца жизни человеком западной культуры и западного же образа мышления. Можно сколько угодно говорить о ярком индейском колорите всего его учения или об огромном влиянии восточных культов на его творчество, но факт остается фактом: в каждой его книге вплоть до последней присутствует прежде всего твердая критическая, а часто даже скептическая позиция западного человека, сталкивающегося с неизведанным, странным, таинственным, непостижимым знанием. И этот западный человек постоянно сопротивляется чуждым ему представлениям, а если и меняется под их влиянием, то - исподволь, очень медленно и незаметно. Именно этой позиции западного человека так не хватает многим другим современным религиозно-философским и этическим учениям, в подавляющем случае, восточного толка. Они обычно выглядят претенциозными и очень навязчивыми. Не удивительно поэтому, что упоение этими учениями прошло лет тридцать назад, сразу по окончании "сексуальной революции" шестидесятых. А Кастанеда не только остается на плаву, но и набирает сторонников.

Во-вторых, Карлос Кастанеда явился первым после долгого перерыва западным мыслителем, который так остро поставил вопрос о необходимости нравственно-этической трансформации западного человека. Последними такими "пророками Запада", которые не просто критиковали бы нравы, но дарили целую философию нравственности "нового человека", были Ницше и, пожалуй, Сент-Экзюпери. Именно рафинированная идеальность и даже отчаянность кастанедовской этики, взывающей к "пестованию человеческого духа", к "ужасу и радости от понимания, что ты - человек", ставит ее в уникальное положение, и оттого желающих испытать себя на "пути воина, который все равно никуда не приведет, кроме смерти" год от года становится все больше.

Разочаровавшись после Второй мировой войны в своих тысячелетних ценностях, Запад припал к восточной мудрости, жадно прислушивался к ней, но улавливал лишь призывы отрешиться от суетного мира и целиком погрузиться во вселенную самосозерцания. Пропасть между бурлившей реальностью постиндустриального общества с его стрессами, биржевой лихорадкой и холодной войной, и безмятежной атмосферой медитативных наставлений восточных мудрецов оказалась столь глубокой, что любой сорвавшийся в нее неминуемо превращался в запутавшегося и смертельно уставшего героя сэлинджеровских повестей, нового "лишнего человека". Западу нужна была иная жизненная философия, которая учила бы активному выживанию в жестокой реальности. И Кастанеда с его свежей, выверенной,, предельно честной и трудно достижимой "этикой охотника в дебрях прекрасного и смертельно опасного мира", будь то мир прерий или деловые кварталы Нью-Йорка, легко потеснил восточных анахоретов.

Наконец, Кастанеда стал, пожалуй, первым за последние полвека широко известным мыслителем, который на своем личном примере попытался продемонстрировать практические шаги к заявленной цели учения - духовному преображению. В своих книгах он убеждает читателей: смотрите, люди, вы неправильно живете, но вот вам конкретные действенные шаги к преображению. Причем это не какие-то сложные медитационные и дыхательные техники, которыми напичканы брошюрки по восточному мистицизму, а вполне обычные шаги этически-методического плана: откажись от личной истории, чтобы ни от кого не зависеть, разрушь распорядок дня, чтобы стать гибким в этом полном опасностей мире, избавься от чувства собственной важности, чтобы ничто не сковывало тебя, принимай ответственность за решения, чтобы пестовать свой дух. Подобная ясность действий стала достаточной причиной для того, чтобы миллионы людей решили испробовать эти методы на себе.

Причин может быть больше, но именно эти три в целом объясняют широкую популярность книг Кастанеды. Группы по изучению Кастанеды растут как на дрожжах. Миллионы "адептов" занимаются в одиночку, зачитав до дыр "священные книги" или с негодованием отбросив их в сторону как мешающие на "пути воина". Своей философией Кастанеда произвел яркое впечатление и на российского читателя. Сегодня книги американского антрополога издаются в нашей стране многосоттысячными тиражами и обретают все новых поклонников. Официальный "преемник" Кастанеды, организация Клиагрин (С1еаг§гееп), ежегодно увеличивает количество семинаров, лекций и число своих последователей, в том числе и в России. Сегодня у нас в стране Кастанеда актуален, поэтому актуальна и наша диссертация.

Степень разработанности проблемы

Несмотря на это, в отечественном религиоведении Кастанеда практически обойден вниманием - по той, вероятно, причине, что его трудно отнести к тому или иному сорту знания. До сих пор не заявил о себе ни один российский научный исследователь, который взялся бы изучать философско-религиозные взгляды Карлоса Кастанеды, подойдя к ним прежде всего как к информации об определенной духовной традиции, связанной генетически с, возможно, еще не изведанным культурным пластом индейцев Центральной Америки, а морфологически - с набирающим обороты мировым социокультурным явлением, которое объединяет миллионы кастане-довцев по всей Земле.

Подпольные, на уровне "самиздата", переводы Карлоса Кастанеды на русский язык осуществлялись еще в начале 70-х годов, однако в печать он впервые поступил у нас лишь в 1990 году: это было "Путешествие в Икстлан" с переводом Т. Тульчинской. Параллельно тот же перевод публиковался отрывками в журнале "Наука и религия" (1990-92 гг.). Лишь в 1993 году киевское издательство "София" первым на территории Советского Союза выпустило полное собрание книг Кастанеды, включающее на тот момент восемь томов. В дальнейшем, по мере написания Кастанедой новых книг, они практически сразу переводились на русский язык и издавались все той же "Софией". А с 1999 года Кастанеда был, наконец, освоен российскими издательствами2.

Что же касается популярных изданий на кастанедовскую тематику, то отечественному читателю до сих пор были известны лишь такие работы, которые охватывали первые четыре или, максимум, восемь книг американского антрополога, то есть были далеко не полными. Да и тех необыкновенно малое количество. Если не брать во внимание публикации в периодических изданиях3, то среди российских источников можно отметить лишь два труда по теме нашей диссертации. Это монография Алексея Ксендзюка "Тайна Карлоса Кастанеды"4 и "Лекции на тему "Философия Кастанеды" Сергея Степанова5.

Недостаток произведения Алексея Ксендзюка заключается, на наш взгляд, в том, что в нем автор неоднократно пытается трактовать филосовско-религиозные воззрения Кастанеды сквозь призму

2 Мы долго размышляли над тем, по какому принципу давать кастанедовские цитаты. В итоге, мы решили приводить в основном те из них, что отобраны самим Кастанедой для своей заключительной книги "Колесо времени"- сборника важнейших фраз и понятий из всех предыдущих книг. По мнению Кастанеды, в отобранных цитатах до сих пор сквозит сила пути воина, по которому его вел дон Хуан. Таким образом, во всех случаях, кроме специально оговоренных, мы цитируем Кастанеду по издательству: Кастанеда К. Книга 11. Колесо времени. Шаманы Древней Мексики: их мысли о жизни, смерти и Вселенной. Киев: София, 1998. - 288 с. Ссылки на эту книгу, и только на нее, мы будем давать непосредственно после цитаты, без сноски, приводя в скобках заглавные буквы от "Колеса времени" и страницу, вот так: (КБ, 20).

3 См., например: Алимарин С., Барабашев П. Путь воина // Наука и религия. 1988. №10; Розин В. Путеводитель по "Дону Хуану" П Наука и религия. 1990. №7; Арсеньева С. Карлос Кастанеда: не догма, а руководство к действию?!! Московский Комсомолец. 1995. 31.01; Пелевин В. Последняя шутка воина // Общая газета. 1998. №25.

4 Ксендзюк А. П. Тайна Карлоса Кастанеды. Анализ магического знания дона Хуана: теория и практика. Одесса, 1995.

5 Степанов С. Лекции на тему "Философия Кастанеды" // Игра в бисер. 1995. №№1-2. Поскольку печатный экземпляр "Лекций" является раритетом, приводим их точный адрес в Интернете: http://www.visti.net/cdrom2/book/cc/stepanov.htm часто неясных и спорных квазирелигиозных воззрений восточных и западных "гуру" и "пророков" (Шри Ауробиндо, Кришнамурти, Меррел-Вольф, Трунгпа Чотьям и др.), которые претендовали на новое, якобы истинное, толкование догм и положений дзен-буддизма, кришнаизма, йоги, адвайта-веданты, христианской мистики. Произвольно оперируя подчас несопоставимыми терминами из разных культурных традиций, ссылками на даосские и буддийские трактаты, исследованиями верований первобытных народов и данными о современных психофизических экспериментах, Ксенд-зюк часто пытается вместить те или иные положения из кастанедов-ской философии в "прокрустово ложе" подобного нео-оккультизма6.

Относительно же "Лекций" Сергея Степанова заметим, что они, на наш взгляд, вовсе не раскрывают кастанедовскую философию. Более того, автор этого опуса фактически подменил воззрения Кас

6 Напр.: "Состояние, противоположное озабоченности по всем параметрам, положение, в котором никакие интересы, стремления, страхи, цели и мотивы эго не являются более актуальными, доном Хуаном называется свободой. (Даосы образно описывали это так: "Тело сделалось подобным сохлому дереву, а сердце - остывшему пеплу.") Радикальная психическая метаморфоза, настигающая мудреца в растождествлении со всем человеческим, описывается двояко (согласно тому, какую сторону переживания желает акцентировать интерпретатор): как абсолютная смерть либо как абсолютная жизнь. <.> Рождение нового всегда есть смерть старого даже в контексте частном и обыденном. Когда же в подобном превращении участвует вся личность (а значит, и все описание мира, отраженное на стенках "пузыря" восприятия), смерть и рождение словно охватывают весь космос: Апокалипсис, а за ним -"новое небо и новая земля". <.> "Чистое существование" (бытие без эго) настолько впечатляет масштабами переживания, что само переживание объявлялось древними мудрецами первоосновой Реальности. Например, для ведических риши Ананда (Космическое Блаженство) - изначальная причина как всякой эволюции, так и проявленного бытия вообще. Об этом достаточно выразительно сказал Шри Ауробиндо. Отвечая на вопрос "Почему Брахман, ни в чем не нуждающийся, ничего не желающий, все же направляет энергию сознания на творение в себе этих оформленных миров?", он пишет: "<.> Если, оставаясь свободным в выборе двигаться либо пребывать в вечном покое, извлекать из себя формы либо удерживать потенциальные формы в себе, [Брахман] позволяет реализовывать собственную способность к действию и формотворчеству, то это возможно лишь из-за одной причины — испытываемого им восторга (блаженства)." Так блаженство бытия, открываемое победителем эго, становится двигателем мироздания. Однако в системе дона Хуана блаженство свободы перерастает в нечто гораздо более стабильное. Ведь подлинная свобода по самому определению выше любой экзальтации, так как не привязана к ней. Чтобы жить в Реальности (а не просто заглядывать туда на часок восторженным туристом), надо видеть ее чистым, спокойным и непредвзятым взором. <.> Это очень близко к образу "чистого зеркала", о котором часто рассуждал Чжуан-цзы. <.> [Его] перцептуальная позиция для дона Хуана есть своеобразный порог, с которого только и могут открыться непостижимые пространства нагуаля." — Ксендзюк А. Тайна Карлоса Кастанеды. С. 50. танеды своими собственными философемами, имеющими с Кастап недой мало общего .

Кроме этих двух трудов, в распоряжении отечественного читателя оказалось не более десятка переводных работ по кастанедов-ской тематике. К таковым относятся, в частности, монографии Виктора Санчеса8, "официальная биография" Кастанеды за авторством его бывшей супруги Маргарет Раньян Кастанеды9, работы Ричарда де Милля10, разнообразные дайджесты на кастанедовскую тематику11, а также справочник некого Томаса "Обещание Силы"11 и целый ряд профанирующих тетрадок вроде "Сонника по Кастанеде" или "Гороскопа дона Хуана".

Помимо перечисленных материалов, на русский язык переведены также несколько книг "а-ля Кастанеда"13, включая произведения

7 Вот типичный образчик подобной подмены: "Новые видящие исходят из предпосылки, что мировой дух является саморазвивающимся организмом, который проходит последовательные ступени развития. Путь движения по ступеням - это развитие, борьба и единство противоположностей. Одна из основных противоположностей - противоположность между сущностью и реальностью. Сущность, грубо говоря, представляет собой ряд богов или законов природы, а реальность представляет собой единичные объекты, управляемые этими законами природы. Если для простейших форм реальности законы имеют позитивную форму, то для более сложной реальности эти законы имеют субъективную форму. Закон, управляющий субъектами, в частности людьми, должен сам гшеть субъективную форму, должен, упрощенно говоря, являться некой личностью. "—Степанов С. Лекции. №1. С. 28.

8 Санчес В. Учение дона Карлоса. Практическое применение произведений Карлоса Кастанеды. М., 1996. Санчес В. Тольтеки нового тысячелетия. М., 1997.

9 Кастанеда М. Р. Магическое путешествие с Карлосом Кастанедой. Красноярск, 1998.

10 Милль Р., де. Записки о доне Хуане (Контрверсия). В 2-х томах. Киев, 1999.

11 Например: "Прикладная герменевтика". 1997-8. №№1-4; "Мир Карлоса Кастанеды". 1998-9. №№1-10. В основном, они собраны из разрозненных интернетовских статей и ссылок разных авторов, а также подлинных или вымышленных интервью и лекций Кастанеды.

12 Томас. Обещание Силы. Киев, 1999.

13 См. напр.: Виллолдо А., Джендресен Э. Четыре ветра. Киев, 1999; Виллолдо А., Джендре-сен Э. Остров Солнца. Киев, 1999; Кен Орлиное Перо. Трэкинг свободы. Киев, 1997; Кен Орлиное Перо. Путешествие с Силой. Исследование и развитие восприятия. Киев, 1997; Кен Орлиное Перо. Тропа тольтеков. Киев, 1998; Классен Н. Мудрость толтеков (Карлос Кастанеда и философия дона Хуана). Киев, 1998; Классен Н. Карлос Кастанеда и завещание дона Хуана (Мудрость Толтеков в новой эпохе). Киев, 1998; Лаберж С. Практика осознанного сновидения. Киев, 1998; Лилли Д. Центр циклона. Киев, 1997; Лилли Д. Парный циклон. Киев, 1998; Марез Т. Возвращение воинов. Киев, 1997; Марез Т. Крик Орла. Киев, 1997; Марез Т. Туманы знания драконов. Киев, 1998; Марез Т. Ох уж это счастье! Киев, 1999; Минделл А. Дао шамана (путь тела сновидения). Киев, 1998; Рам Дасс. Зерно на мельницу. Киев, 1997; Рам Дасс. Путешествие к пробуждению. (Пособие для занимающихся медитацией). Киев, 1998; Толтек-ский путеводитель к свободе и радости (Учение нагваля Мигеля Руиса, записанное Мэри Кэрролл Нельсон). Киев, 1998; Тюннешенд М. Магическое сновидение (Энергетическое целитель-ство женщины-нагваля). Киев, 1998; Хьюз-Калеро X. Полет Крылатой Волчицы. Киев, 1999; его "сподвижниц" Флоринды Доннер и Тайши Абеляр14. Чаще всего, авторы подобных книг представляют собой бесталанных подражателей Кастанеды: изначально они предлагают разного рода усовершенствования, адаптации, новые методики и проч., но не останавливаются на достигнутом и постепенно превращаются в "продолжателей дела Кастанеды", "прямых наследников по тольтекской линии" или просто в "просветленных магов". Они ни в коей мере не являются интерпретаторами или критиками Кастанеды и посему не представляют интереса для нашего исследования15.

Книга Виктора Санчеса "Учение дона Карпова" являет собой общий обзор практических техник, приведенных в первых девяти кастанедовских книгах. И хотя санчесовский труд не содержит чрезмерных аналогий с индуистскими и буддийскими духовными практиками, он представляется еще менее удачным, чем работа Ксендзюка. Подзаголовок книги Санчеса звучит как "Практическое применение произведений Карлоса Кастанеды ", однако в ней почти отсутствуют данные о том, как же Санчес, собственно, "применял эти произведения". Нет у него и своих собственных практик, которые шли бы в русле кастанедовских. Во второй своей книге, "Толъ-теки нового тысячелетия", Санчес растерял последний налет научности и превратился в одного из многих "учителей жизни" - нежизнеспособную копию Карлоса Кастанеды.

Эндрюс Л. Шаманка. Киев, 1999; Эндрюс Л. Путь Седьмой Луны. Киев, 1999; Эндрюс Л. Женщина-ягуар. Киев, 1999.

14 Доннер Ф. Сон ведьмы. В кн.: Кастанеда К. Сила безмолвия. Доннер Ф. Сон ведьмы. Киев, 1998; Доннер Ф. Жизнь-в-сновидении. Киев, 1998; Доннер Ф. Шабоно. Киев, 1998; Абеляр Т. Магический переход (путь женщины-воина). Киев, 1998.

15 Отдельно следует сказать о Майкле Харнере, авторе нескольких книг по этнографии южноамериканских индейцев. Пожалуй, это приятное исключение из правила: Харнер добросовестно исследовал шаманские культы и применение психотропных растений аяхнаска и кава племенами конибо и хиваро из Восточного Перу. Собранный им материал указывает на родство магического описания мира индейцев Центральной и Южной Америки. См.: Харнер М. Дж. Путь шамана, или шаманская практика. Руководство по обретению силы и целительству. М., 1991;HarnerM. J. Hallucinogens and Shamanism. Oxford, 1973.

Книга "Магическое путешествие с Карлосом Кастанедой" за авторством Маргарет Раньян не носит научного характера и является, скорее, художественной биографией философа. Главное в ней -вовсе не подробное описание людей, книг и событий, которыми интересовался Кастанеда в годы молодости и которые повлияли как на его жизнь, так и на его книги. Возможно, все эти перечисления "влияний" - не более чем ловушка, припасенная самим Кастанедой. И уж совсем для нас не важно, что в ней, как и всегда в подобного сорта литературе, много отсебятины и ненавязчивого превознесения собственных достоинств. Главное, что есть в этой книге - это явление Кастанеды как страстного, широкого, любящего, преодолевающего все преграды человека, который так неожиданно столкнулся с великой невиданной безжалостной силой, заставившей его изменится и расстаться со всем, что он так любил и лелеял - тяжелого пути освобождения. Свидетельства Маргариты Раньян укрепляют в мысли о той искренности и безупречности, с которыми Кастанеда писал свои тома знания.

Ричард де Милль поставил целью своей жизни опровергнуть Кастанеду. Без устали приводит он на страницах своего двухтомника многочисленные "факты мошенничества" Кастанеды, которые сводятся главным образом к обвинениям в несоответсвии биографических данных Кастанеды его рассказам о себе и датам, проставленным на страницах его первых книг. Эти обвинения, однако, никак не задевают собственно философско-религиозные воззрения Кастанеды, и потому не представляют научного интереса.

Что касается разнообразных словарей, цитатников и сонников по Кастанеде, они никоим образом не могли привнести качественно нового знания в сферу кастанедианства.

Помимо вышеперечисленных книг, довольно много критических материалов по Кастанеде до сих пор остаются непереведенны-ми на русский язык. Отметим среди них в первую очередь такие работы, как монография Джея Кортни Файкса "Карлос Кастанеда: Академический оппортунизм и психоделические шестидесятые", в которой автор пытается доказать сфабрикованность книг американского антрополога, написанных якобы не выходя из дома, и вместе с тем признает, что дон Хуан имел реального прототипа среди индейских колдунов; произведение Дональда Ли Уильямса "Пересечения границ: психологическая подоплека "Пути знания" Карлоса Кастанеды", в котором автор произвел интерпретацию книги Кас-танеды "Второе кольцо Силы " с позиций юнгианства; а также сборник Дэниэла Ноэля "Видение Кастанеды ", в котором собраны многочисленные рецензии из газет и журналов16.

Следует упомянуть также и целый ряд интервью, которые на протяжении своей жизни - к слову, очень редко - давал сам Кастанеда. Почти все они также остаются непереведенными на русский язык17. В зависимости от склада ума того или иного репортера, эти интервью в большей или меньшей степени раскрывали неясные или запутанные элементы кастанедовского знания.

Несмотря на вполне внушительный список околокастанедов-ской литературы, из всех подобных исследований ни одно не смогло удовлетворить нас. Почти все они в той или иной мере представ

16 Douglas М. Authenticity of Castañeda. // Implicit Meanings. Essays on Anthropology. London, 1975; Fikes J. C. Carlos Castañeda: Academic Opportunism and the Psychedelic Sixties, Millenia Press, 1993; Noel D. C. Seeing Castañeda. 1976; Stillwell W.: The Process of Mysticism: Carlos Castañeda II Journal of Humanistic Psychology. Vol. 19 (1979) no. 4, pp. 7-29; Williams D. L. Border Crossings: A Psychological Perspective on Carlos Castaneda's Path of Knowledge. Toronto, 1981.

17 Наиболее известные: Интервью Карлоса Кастанеды журналу "Psychology Today". В кн.: Кастанеда К. Учения дона Хуана. М., 1999; Burton S. Magic and Reality И Time Magazine, 1973; Corvalan G. A conversation with the elusive Carlos Castañeda 11 Magical Blend Magazine, 1985, ##14-15; Thompson K. Carlos Castañeda Speaks: Portrait of a Sorcerer И New Age Journal, March/April 1994; Wagner B. The Secret Life of Carlos Castañeda: You Only Live Twice II Details, March, 1994. ляют из себя лишь попытки квазифилософского или, чаще, литературного осмысления воззрений Карлоса Кастанеды, но никак не реконструкцию или научную критику его учения. Скептически мы подошли и к тому способу описания кастанедовского учения, что роднит труды Ксендзюка, Степанова, Санчеса и других "концептуалистов кастанедианства". Зачастую тот или иной автор или прибегал к пересказу содержания книг Кастанеды и неубедительным сопоставлениям с другими философско-религиозными воззрениями, или скатывался в чрезмерное и произвольное, никак не обусловленное самой кастанедовской философией, каталогизаторство. Интерпретаторы Кастанеды словно соревновались друг с другом в том, кто из них составит наиболее разветвленную, сложноподчиненную, иерархическую систему взглядов и представлений Кастанеды. На наш взгляд, в этом таится некоторая небрежность. Дело в том, что сам Кастанеда постоянно избегал какой бы то ни было каталогизации собственного магического учения. От чего бы ни исходил тот или иной исследователь: от "Орла как бога" (Степанов), от "тональ-но-нагуального членения" (Санчес) или от "непостижимой бесконечности" (Ксёндзюк), - всегда оказывалось, что остальные элементы магической интерпретации мира, описанные, тем паче, в более ранних кастанедовских книгах, теряются и пропадают под тенью этих "концептов", превращаясь в несущественные, тупиковые, случайные эпизоды, переулки от "проспекта знания". Разумеется, из этого не следует, что никакая систематизация кастанедовской философии невозможна или не нужна; однако осуществлять ее следует без ущерба самим воззрениям Кастанеды.

Наконец, перечислим ту литературу, которую, по сведениям Маргарет Раньян, тщательно изучал сам Кастанеда в бытность свою студентом и которая имеет определенное отношение к степени разработанности нашей проблематики. Прежде всего, это две великолепные работы Олдоса Хаксли, посвященные психотропному опыту

18 с кактусом пейотом: "Двери восприятия" и "Рай и ад" .В них автор вплотную подошел к кастанедовским понятиям "описание мира", "иная реальность", "видение" и "линии мира". Другой книгой, повлиявшей на Кастанеду, стала монография Андрия Пухарика "Священный гриб", в которой автор приводил результаты исследования культов психотропных грибов, существовавших у разных народов в разное время: начиная с древних египтян и греков и заканчивая сибирскими шаманами и индейцами19. Именно из книги Пухарика Кастанеда, по мнению госпожи Раньян, впервые узнал о грибах рода Psilocybe Mexicana, которые наряду с пейотом сыграли важную роль в его первых книгах.

Кроме того, среди наиболее известных антропологических работ того времени, которые Кастанеда безусловно читал и принимал и которые до сих пор представляют несомненную научную ценность по нашей проблематике, назовем монографию профессора Дж. С. Слоткина "Пейотная религия у индейцев мено-мини ", опубликованную в 1952 году; исследование Уэстона Лабарра "Культ пейота"\ работы Дж. Б. Райна по парапсихологии; труд Гордона Уэссона "Сома: божественный гриб бессмертия " и его исследования культа Psilocybe среди индейцев племени масатека; и наконец, работы доктора Тимоти Лири (например, "Состояние экстаза") и его коллеги по Гарварду Ричарда Алперта, посвященные тому же псилоцибину

18 Huxley A. Doors of Perception. NY, 1954; Huxley A. Heaven and Hell. NY, 1956.

19 Puharich A. The Sacred Mushroom. NY, 1959. Пухарик лично собрал и подверг, так сказать, экспериментальной проверке несколько видов священных грибов, и хотя результаты в целом не дали желаемого результата, исследователь не стал подвергать сомнению те невероятные изменения в психических способностях и самосознании, которые могли происходить у настоящих служителей культов грибов. На эту же тему писал в своей книге "Священные отравы и божественное опьянение" Филипп де Фелис, документально установивший древнюю связь между религиозными ритуалами и наркотиками, которые, выражаясь словами Уильяма Джеймса, "стимулируют мистические свойства мистической натуры".

20 и только-только начинавшимся экспериментам с ЛСД . О всех этих мыслителях Кастанеда на страницах своих книг не упоминает ни разу21.

Предмет исследования

По мнению самого Карлоса Кастанеды, он, носитель западного мировоззрения и мышления, познакомился, воспринял и стал приверженцем некоего знания - мы, вслед за Кастанедой, будем называть его магической интерпретацией мира — которое гораздо вернее характеризует окружающий нас мир, благодаря чему и возможны те выдающиеся результаты, к которым приводит обучение этому знанию. Магическая интерпретация мира, по глубокому убеждению Кастанеды, с одной стороны, не может быть полностью истолкована в терминах академической науки, а с другой стороны, может быть понята и принята любым человеком, независимо от его образа мышления, на некоем иррациональном, внерассудочном "энергетическом" уровне. В результате, древнее индейское знание, пропущенное сквозь "фильтр" академического образования Кастанеды и нескончаемых попыток антрополога критически рассмотреть это знание с "позиций здравого смысла", превратилось в конгломерат

20 Slotkin J. S. The Peyote Religion among the Indeans of Meno-Mini. NY, 1952; La Barre W. The Peyote Cult II Yale Univ. Publications in Anthropology. 1989; Rhine J. B. New Frontiers of the Mind. NY, 1972; Wasson R.G. Soma: Divine Mushroom of Immortality. The Hague, 1968; Leary T. (Francis), Sirius R. U. (Introduction). The Politics of Ecstasy. NY, 1998.

21 Лично Кастанеда, разумеется, не вдавался в перечисление своих "духовных учителей" из числа "крупнокалиберных" философов. Один только раз, в интервью, он упоминает Витгенштейна и его "Логико-философский трактат": Кастанеда прочитал дону Хуану выдержки из него с целью выяснить мнение старика о достоинствах этой работы. Ответ дона Хуана действительно оригинален: "Твой друг Витгенштейн слишком сильно затянул петлю вокруг собственной шеи, так что и пойти ему некуда". - Интервью Карлоса Кастанеды журналу "Psychology Today". В кн.: Кастанеда К. Учения дона Хуана. M., 1999. С. 689.

Еще пару раз в интервью Карлос Кастанеда с почтением отзывался об Эдмунде Гуссерле, создателе феноменологии. По его мнению, Гуссерль оказался первым западным ученым, который понял, что существует возможность "откладывания суждений". Кастанеда заявлял в интервью, что "феноменология дала ему хорошее теоретическое и методологическое обрамление для восприятия учения дона Хуана". - Corvalan G. A conversation with the elusive Carlos Castañeda. #14. идей и представлений самого Кастанеды как одновременно мистика и ученого-антрополога.

Описание ученичества вылилось в одиннадцать книг пересказов его диалогов с индейскими магами, полевых заметок, анализа собственных ощущений, сомнений и открытий: все вместе это превратилось в широчайший компендиум теоретико-практических знаний - магическую интерпретацию мира, — которая и составляет предмет нашего исследования.

Цель и задачи исследования

Цель нашей диссертации заключалась в том, чтобы провести теоретическую реконструкцию философско-религиозных воззрений Карлоса Кастанеды, транслированных в одиннадцати его книгах. На пути к цели диссертации перед нами стояли следующие задачи, без решения которых сложно было бы двигаться дальше:

- установление ключевых моментов, диалогов, сентенций и рассуждений каждой из книг Кастанеды;

- теоретический анализ тех базисных категорий и концепций Кастанеды, которые слагают магическую интерпретацию мира;

- установление, насколько эти категории соотносятся между собой и насколько все одиннадцать книг Кастанеды представляют собой неразрывное и непротиворечивое единство магической интерпретации мира, которое позволяло бы оперировать одними и теми же понятиями и категориями на всем протяжении поля исследования;

- раскрытие основных онтологических и гносеологических воззрений Карлоса Кастанеды, слагающих фундамент его философии;

- раскрытие ценностно-мировоззренческих и духовно-практических основ кастанедовской философии, обуславливающих все основные парадигмы его философско-религиозных воззрений.

Методология исследования

На пути к теоретической реконструкции магической интерпретации мира, мы широко использовали метод контентного анализа произведений Карлоса Кастанеды. Мы анализировали эти книги одну за другой - так, как их писал сам Кастанеда, или, если угодно, так, как обучал его учитель дон Хуан - находя в каждой из них базисные элементы и сочетая их между собой.

Здесь важно отметить, что по ходу своего ученичества Кастанеда пришел к парадоксальному выводу. Практически любой из элементов индейского знания, полученного Кастанедой, сочетался с другим элементом, но при этом не мог быть корректно рассмотрен в рамках общепринятой западноевропейской онтологической и гносеологической традиции; а подвергнуться проверке на внутреннюю логическую непротиворечивость могла лишь небольшая часть из этих элементов. Добавим к этому, что целый ряд элементов раскрытого Кастанедой индейского знания, с точки зрения самого автора, вообще не мог быть истолкован ни в терминах науки, ни с помощью обычного языка, ни даже в рамках магической интерпретации мира, поскольку он относится к тем областям человеческого, которые не имеют ничего общего с сознательной мыслительной деятельностью. Выявить и постичь подобные элементы можно лишь через глубинное вхождение, вчувствование в то, что сам Кастанеда назвал "синтаксисом мира магии". Иными словами, не только следование этому учению, но даже теоретическая его реконструкция зачастую требовали как от самого Кастанеды, так и от нас, привлечения элементов феноменологической эмпатии. Это означало вживание в магическую интерпретацию мира и попытку внутреннего

22 истолкования основных элементов, представленных в ней .

Любопытно, что даже те "простые" элементы магического знания, которые можно "перевести" на обыденный язык, по глубокому мнению Кастанеды, теряют большую часть смысла в том случае, если за ними не стоят практические, часто невербализированные шаги и техники. Строго говоря, растянувшийся на одиннадцать книг кастанедовский пересказ его обучения магии стал возможен лишь благодаря болезненной страсти автора к саморефлексии и логическим упражнениям. Был бы на его месте неграмотный индеец,

22 Как писал Герардус ван дер Леув: "Физик, изучающий определенный объект, вполне может обойтись тем, что будет держаться от него на расстоянии, чтобы точно наблюдать его, ходить вокруг него, рассматривая со всех сторон. Но психолог и историк, начав с того же, воспользовавшись всеми преимуществами временного и пространственного дистанцирования, должны совершить еще одно усилие и погрузиться в объект. Это то, что называется эмпа-тией, перенесением себя внутрь объекта и переживанием его в собственном опыте. При этом обязанность ученого заключается не в подтверждении причинно-следственных связей, которые никоим образом не могут быть "пережиты ", а во вхождении в связный поток сознания. Последний не может быть "познан" через внешние методы подсчета, сложения или измерения, но способен быть познан лишь изнутри. Ученый должен позволить этому неразделенному общему влиять на него во всей своей полноте. За всем этим лежит вовсе никакой не критический анализ: рассечение на элементы, как бы оно ни требовалось на предварительной аналитической стадии, представляет собой огромный вред для эмпатии. Кто рассекает целое - убивает его, а мы должны оставлять ему жизнь." — Leeuw G., van der. Some Recent Achievements of Psychological Research and Their Application to History, in Particular the History of Religion. Tübingen, 1926. P. 401.

По замечанию известного феноменолога религии Уильяма Бреде Кристенсена, "мы используем наш собственный религиозный опыт для того, чтобы понять опыт других. Мы никогда не сможем описать сущность религии, если мы не знаем, что такое религия (не сущность религии!), из нашего собственного опыта. Нам не обойтись без этого опыта даже в чистейшем историческом исследовании. Рациональная и систематическая структуры в религии невозможны. Всякий раз для нас обязательно наличие определенного количества интуиции. С помощью эмпатии историк пытается оживить в своем собственном опыте то, что "чуждо" для него и то, к чему [другими способами] он может только приблизиться." - См.: Kristensen W. В. The Meaning of Religion. London, 1960.

Как подчеркивал голландский религиовед Клаас Юко Блеекер, "если говорить о методологии, то в действительности существует только одно общее правило: изучение религиозных феноменов должно осуществляться критически, непредвзято, в научной манере, но в то же время с эмпатией" - Bleeker С. J. Commentary // Science of Religion: Studies in Methology. The Hague etc., 1979. P. 176.

Об эмпатии, о собственном активном, внутреннем постижении чужого религиозного опыта, о невозможности проникновения в загадочный мир религии для того человека, что ни разу не испытал в себе религиозный импульс, в той или иной мере настаивали также такие религиоведы, как Р. Отто, Н. Зёдерблом и Ф. Хейлер. весь процесс обучения, скорее всего, вылился бы в безмолвное дей-ствование, не оставляющее времени на пустую говорильню и полевые записи, и уж тем более на издание книг.

Подтвердим справедливость этих слов на примере одной из самых емких концепций Кастанеды - искусства сновидения. С точки зрения магической интерпретации мира, раскрытой Кастанедой, сновидение, в котором, в отличие от обычного человеческого сна, сновидящий путем длительных тренировок достигает умения контролировать все детали и события сновидения, или выстраивать его, является одной из разновидностей нашей реальности, способной пересекаться с тем, что мы называем реальностью состояния бодрствования. Если бы посторонний человек попытались проверить истинность данной посылки, исходя из своего обыденного ми-роописания, он бы не только не смог этого добиться, но и, скорее всего, объявил ее бессмыслицей и бредом. И был бы отчасти прав: в нашем привычном мироописании идея реальности сновидений нелепа. Более того, все существующие методики проведения экспериментов и все технические средства, выстроенные по образцу нашего привычного мироописания, также оказались бы бессильными в постижении сновидения. Даже если бы этот человек, к примеру, расставил по всему городу посты с целью зафиксировать "материализацию сновидящего в реальной жизни", то и тогда бы его постигла неудача. Дон Хуан объяснил бы ее причину так: человек оперирует только теми вещами, к которым он привык, которые уже заложены в его голове, и не реагирует на то, чего никогда не видел, для чего у него нет совершенно никакого описания. Так что, скорее всего, если бы обычный человек, никогда не видевший тело сновидения и не знающий даже, что именно ему следует ожидать, - если бы он вдруг заметил посреди улицы сновидящего, то он просто ничего не понял бы и списал все или на минутное затмение ума, или на мимолетную тень, или на соринку в глазу (к чему уж он больше склонен) .

Нам думается, это очень важный момент, поскольку для правдоподобного изучения какой бы то ни было замкнутой системы исследователь обязан иметь доступ в нее саму: ограничиваться же лишь внешним описанием закрытой для исследователя системы никак нельзя, поскольку ее внешние очертания совершенно не проливают свет на ее внутреннюю суть. Наглядный пример с искусством сновидения ясно демонстрирует нам, что для всестороннего изучения чуждой системы никогда не бывает абсолютно достаточно просто наблюдать за ее ритуалами и практиками со стороны. Необходимо вжиться в нее, стать ее частью и даже, возможно, подвергнуться собственной трансформации под ее влиянием - то есть испытать все преимущества и недостатки феноменологической эмпа-тии. Утверждают, что в последнем случае данная система должна неминуемо наложить отпечаток на качество и акцент такого исследования, однако, по крайней мере, это принесет хоть какой-то результат, ту необходимую, пусть и искаженную информацию, которую ни за что не добыть, если до конца оставаться "независимым экспертом" и смотреть на все со стороны24.

23 Сходные мысли Кастанеда почерпнул из работ Талкотта Парсонса, который подчеркивал роль символов и соглашений во взаимодействии людей, выстраивающих себе социальный мир. Именно Парсонс впервые ввел термин "глосса" для обозначения единицы "согласительного" восприятия. Вот как в одном из интервью объяснял идею парсонсовской "глоссы" сам Кастанеда: "Я пришел к пониманию магии в терминах идеи Талкотта Парсонса о глоссах. Глосса — это общая система восприятия и языка. Например, эта комната является глоссой. Мы соединили вместе набор изолированных восприятий — пол, потолок, окно, лампы, коврики и так далее, - чтобы создать единую целостность. Но для этого мы должны быть научены собирать мир воедино таким образом. Ребенок исследует мир с помощью нескольких предпосылок до тех пор, пока его не обучат видеть вещи соответственно описаниям, насчет которых все соглашаются. Мир — это соглашение. Система глоссирования чем-то напоминает ходьбу. Мы должны научиться ходить, но когда мы научились, остается только один способ ходьбы. Мы должны научиться видеть и говорить, но когда мы научились, мы подчинены синтаксису языка. "-ИнтервьюКарлосаКастанеды журналу "Psychology Today", стр. 688-689. 24 Любопытно размышление самого Кастанеды: "Заявление, что искусство, магия и наука не могут существовать в одном месте одновременно, - это устаревший пережиток философ

Новизна диссертации

Данная работа является первым в России исследованием философско-религиозных воззрений Кастанеды на диссертационном уровне.

Наше исследование является, насколько нам известно, первой в России научной работой, в которой рассматривается практически все творчество Кастанеды, во всей его полноте.

В нашей диссертации впервые предпринята попытка не просто пофилософствовать на темы, как-то связанные с Кастанедой и его книгами, "отыскивая влияния, взаимосвязи и противоречия" с другими учениями, но углубиться и постичь собственно магическую интерпретацию мира в ее функциональном, морфологическом, системном аспектах, в результате чего была выявлена самостоятельная и самодостаточная совокупность целого круга онтологических и гносеологических идей, этическо-нравственных воззрений, духовных практик и магических техник, рефлексий и переживаний, традиций и обычаев.

Теоретическое и практическое значение диссертации

Материалы диссертации могут содействовать дальнейшему исследованию кастанедианства как в контексте мировой культуры, так и в российской общественной жизни, в частности. Предпринятая нами теоретическая реконструкция учения Кастанеды углубляет ских категорий Аристотеля. В социологии двадцать первого века мы должны будем избавиться от такого рода ностальгии по античным временам. Даже само понятие этнографии представляется мне чересчур закостеневшим, поскольку оно предполагает, что описание иных культур — целиком задача антрополога, между тем, как на деле этнограф столкнется с множеством граней чуждой культуры, имеющих лишь поверхностное отношение собственно к антропологии. Более того, сам этнограф не может являться стерильным инструментом науки. Как личность, он несет в себе не меньшую многогранность, чем тот феномен, который он описывает, и это неизбежно наложит отпечаток на его работу." - См.: Thompson К. Portrait of a Sorcerer. анализ этого духовно-религиозного феномена, сравнительно мало изученного в нашей стране. Теоретическая составляющая данной диссертации может также быть использована для подготовки спецкурсов по изучению религиозно-философских воззрений Карлоса Кастанеды или служить материалом для изучения отдельных сторон духовно-этической составляющей общемировой культуры второй половины XX века. Диссертация может быть оценена как вклад в изучение кастанедианской духовной традиции, которая не прервалась со смертью своего основателя, но до сих пор существует в среде разрозненных объединений или одиночек - приверженцев учения.

Апробация диссертации

План, основные положения диссертации были обсуждены на методологическом семинаре аспирантов кафедры философии религии и религиоведения. Диссертация прошла обсуждение на заседании кафедры философии религии и религиоведения.

Структура диссертации

Данная работа состоит из введения, шести разделов, заключения и списка использованной литературы. Каждая новая глава в целом соответствует, анализирует и раскрывает каждую более позднюю книгу Карлоса Кастанеды, так что все вместе они образуют общую реконструкцию магической интерпретации мира, как она транслирована во всех одиннадцати книгах американского антрополога.


Научная библиотека диссертаций и авторефератов disserCat http://www.dissercat.com/content/filosofsko-religioznye-vozzreniya-karlosa-kastanedy#ixzz3vcHG3hUm

[свернуть]

Во-первых, он так и остался до конца жизни человеком западной культуры и западного же образа мышления. Можно сколько угодно говорить о ярком индейском колорите всего его учения или об огромном влиянии восточных культов на его творчество, но факт остается фактом: в каждой его книге вплоть до последней присутствует прежде всего твердая критическая, а часто даже скептическая позиция западного человека, сталкивающегося с неизведанным, странным, таинственным, непостижимым знанием. И этот западный человек постоянно сопротивляется чуждым ему представлениям, а если и меняется под их влиянием, то - исподволь, очень медленно и незаметно. Именно этой позиции западного человека так не хватает многим другим современным религиозно-философским и этическим учениям, в подавляющем случае, восточного толка. Они обычно выглядят претенциозными и очень навязчивыми. Не удивительно поэтому, что упоение этими учениями прошло лет тридцать назад, сразу по окончании "сексуальной революции" шестидесятых. А Кастанеда не только остается на плаву, но и набирает сторонников.

Во-вторых, Карлос Кастанеда явился первым после долгого перерыва западным мыслителем, который так остро поставил вопрос о необходимости нравственно-этической трансформации западного человека. Последними такими "пророками Запада", которые не просто критиковали бы нравы, но дарили целую философию нравственности "нового человека", были Ницше и, пожалуй, Сент-Экзюпери. Именно рафинированная идеальность и даже отчаянность кастанедовской этики, взывающей к "пестованию человеческого духа", к "ужасу и радости от понимания, что ты - человек", ставит ее в уникальное положение, и оттого желающих испытать себя на "пути воина, который все равно никуда не приведет, кроме смерти" год от года становится все больше.

[fidel]

Николай Непомнящий
Книга: Карлос Кастанеда. Путь мага и воина духа
Весьма критичная настройка

[fidel]

Статья Дональда Пальмера о связи текстов КК и феноменологии
Donald D. Palmer
Carlos Castaneda and the Phenomenology of Sorcery
(Карлос Кастанеда и феноменология колдовства)

[fidel]

Книга Туннель Эго

Не существует человеческого эго, личности. Сознание — это техническое средство, помогающее нам выживать, результат работы эволюции. Именно через эго мы воспринимаем и познаём окружающий мир. Фактически это устройство, которое создаёт виртуальную реальность, которую мы называем «действительность», и даёт на иллюзию того, что мы являемся агентами, живущими и действующими в этом реальности. Никто не говорил, что объективной реальности не существует, просто-напросто у нас есть своя, адаптированная версия оной, псевдо-реальность, виртуальная реальность. Наши тактильные ощущения, звуки, запахи, цвета, вкус — всё эти лишь порождение нашего архи-сложного головного мозга. Посему меня, как какой-то уникальной личности, божественной искры во враждебном мире, вечной души или бессмертного странствующего между перерождениями духа не существует. Есть просто динамическая система, сформированная в результате целой череды событий, начавшейся еще со времён большого взрыва. Пожалуй, это есть хорошие новости. Я никто. Меня нет. Это великолепно! Ведь это уничтожает границу между мной и всем остальным. Я и есть всё остальное, потому что меня нету.

Глава девятая Новая этика

Революция Сознания порождает новое знание, но также порождает и новые риски и новые потенциалы действия. Новые потенциалы действия включают способность менять, причём очень избирательно и детально, функциональные свойства нашего мозга и феноменальные свойства, которые он порождает. То есть, становится возможным изменять содержимое нашего опыта. Помимо резиновых рук, фантомных конечностей и внетелесного опыта, другие примеры манипуляции содержимым сознания включают индукцию искусственной скотомы (слепого пятна) в зрительном поле1 и порождение острой транзиторной депрессии стимулированием определенного субталамического ядра.2

Не только чувственные и эмоциональные переживания являются открытыми для технического управления; также и такие высокоуровневые свойства Эго, как переживания воли или бытия агентом (вспомните эксперимент Стефани Кремер, описанный в главе 4).

Веками мы знали, что глубокие душевные переживания могут быть вызваны психоактивными веществами, включая мескалин, псилоцибин и ЛСД. Электромагнитная стимуляция представляет собой иной путь. Нейробиолог Майкл Персингер из Laurentian University, Онтарио, удостоился внимания всемирного медиа пространства в конце 90-хгодов 20го века, благодаря тому, что он стимулировал мозги своих подопытных посредством электромагнитных полей, чем успешно вызывал предполагаемые религиозные переживания, а именно — субъективное ощущение присутствия невидимой персоны.3

Урок был ясен: Чем бы ещё ни были религиозные переживания, они, очевидно, располагали достаточным нейронным коррелятом — коррелятом, который можно было экспериментально стимулировать. Обретает всё большую ясность тот факт, что у этого процесса, в принципе, границ нет. Этого не избежать, можно лишь увеличить эффективность. Например, если мы сможем определить, какие типы эпилептиков обыкновенно испытывают религиозный экстаз непосредственно до приступа, а также локализовать в мозгу источники этих приступов, тогда мы сможем стимулировать, инвазивно или неинвазивно, те же самые участки и у здоровых людей.

Височно-долевая теория религиозного переживания и личностные сдвиги могут быть ошибочными, однако, сам принцип понятен.4

Когда мы обнаруживаем минимально достаточное нейродинамическое ядро состояния сознания, вызвавшего наш интерес, мы можем попытаться экспериментально воспроизвести его. Так, как многие такие эксперименты включают феноменологию определённости и автоматически приводят к убеждённости, что я, в качестве подопытного, вижу вовсе не галлюцинацию, то эти эксперименты, в зависимости от содержимого самой галлюцинации, могут приводить к разочаровывающим, даже опасным последствиям. Самообман может переживаться, как озарение. Тем не менее, как только эти технологии станут доступными, люди захотят испробовать их. Многие начнут испытывать на себе искусственно индуцированный религиозный опыт вне зависимости от того, что будут говорить об этом философы и учёные. Можно представить себе будущее, в котором люди более не будут играть в видеоигры, равно как не будут экспериментировать с виртуальной реальностью в качестве развлечения; вместо этого, они будут исследовать вселенную измененных состояний сознания в поисках смысла, используя самые последние нейротехнологические инструменты. Возможно, можно будет увидеть, как они стимулируют свои височные доли прямо на улице, или разрушают свои церкви, синагоги и мечети в пользу новых Центров Трансперсональной Гедонистической Инжинерии и Дизайна Метафизических Туннелей.

В принципе, мы можем проектировать наши собственные Эго Туннели, работая над аппаратной частью, которая ответственна за соответствующую обработку информации. Для того, чтобы активировать определенный вид феноменального содержимого, нам потребуется открыть, какая нейронная подсистема в мозгу является носителем этого репрезентационного содержимого в нормальных условиях. Неважно, является ли целевое феноменологическое содержимое религиозным восторгом, невыразимым ощущением святости, вкусом корицы или особым видом сексуального возбуждения. Итак, какой участок фенопространства вам больше всего нравится? Какое сознательное переживание вы хотели бы сейчас заказать?

Давайте рассмотрим всего один пример. На данный момент, та область нейротехнологии, которая более всего напоминает коммерческую технологию сознания, относится к психоактивным веществам. В целом, можно ожидать много пользы: Мы станем способны лечить психиатрические и нейрологические болезни новыми средствами нейровизуализации, психохирургии, глубинно-мозговой стимуляции и психофармакологии. В пределах от 1 до 5 процентов населения большинства стран страдает от серьёзных умственных заболеваний. Сегодня, есть реалистичная надежда на то, что новые поколения антидепрессантов и антипсихотических препаратов облегчат страдания, вызываемые этими древними проклятиями.

Но мы пойдём дальше. Новое ключевое словосочетание в новой академической дисциплине нейроэтики — «когнитивное усовершенствование». Скоро мы будем способны усовершенствовать познавательные способности и общее состояние у здоровых субъектов. Действительно, «косметическая психофармакология» уже появилась на сцене. Если мы научимся контролировать старческий маразм и потерю памяти, если мы сможем разработать усилители внимания и уничтожить застенчивость или обычную повседневную грусть, тогда почему бы нам этого не сделать? И почему мы оставляем врачам решать, как мы должны использовать эти препараты в построении собственной жизни? Как сегодня у нас есть возможность выбрать увеличение груди, пластическую хирургию или другие типы телесных модификаций, так же, вскоре, у нас появится возможность изменять нашу нейрохимию путём полностью контролируемой тонкой настройки. Кто должен решать, какие из этих изменений обогатят наши жизни, а от каких мы должны будем отказаться?

Если мы можем сделать обычных людей умнее, должны ли мы делать умных людей ещё умнее? Недавний опрос, проведенный журналом Nature в виде онлайн-голосования, пытался выявить использование когнитивных усилителей в среде учёных. В опросе участвовали тысяча четыреста человек из шестидесяти стран. Каждый пятый подтвердил, что он или она использовали такие препараты в немедицинских целях, для улучшения фокусировки внимания, повышения длительности концентрации и усиления памяти. Среди употреблявших препараты, метилфенидат (Риталин) оказался наиболее популярным и набрал 62 % ответов. Модафинил упомянули 44 % опрошенных, 15 % заявили об использовании бета-блокаторов вроде пропанолола. Треть опрошенных покупала эти препараты через Интернет. Голосование не только показало масштаб этого явления, но также раскрыло то, что четыре из пяти респондентов считают, что взрослым здоровым людям следует разрешить использовать эти вещества, если они желают применять их. Почти 70 процентов опрошенных заявили, что согласны пойти на риск мягких побочных эффектов ради того, чтобы самостоятельно принимать эти препараты. Один респондент написал: «Это мой долг, как профессионала, использовать мои ресурсы ради большей пользы человечества. Если 'улучшители' могут поспособствовать в оказании услуги человечеству, тогда применять их — моя обязанность». Навряд ли я ошибусь, если скажу, что фармакологическая нейротехнология улучшения будет усовершенствована, и если мы будем её игнорировать, как мы и поступали с классическими галлюциногенами в прошлом, то это никак не приблизит нас к разрешению этических вопросов. Разница лишь в том, что намного больше людей заинтересованы в когнитивном улучшении, чем в духовном опыте. Как говорила когнитивный нейробиолог Марта Фара (Martha Farah) и её коллеги: «Посему, вопрос не в том, нужны ли нам нормативы для регулировки нейрокогнитивного улучшения, но скорее в том, какого рода нормативы нам нужны».7

С появлением новых поколений когнитивных усилителей, стоит ли нам проводить анализ мочи перед вступительными экзаменами в старшую школу или университеты? Если нам станут доступны надёжные и безопасные оптимизаторы настроения, станут ли раздражительность или пременструальный синдром рассматриваться как неряшливость или нечистоплотность, точно так же, как мы относимся к сильному запаху от тела сегодня? Что мы будем делать, если «нравственное улучшение» станет фармакологической возможностью, то есть, если окажется, что препараты могут склонять людей к более просоциальному, альтруистическому поведению? Будем ли мы чувствовать обязанность оптимизировать этическое поведение каждого? Кто-то может возразить, что система, наподобие человеческого мозга, который оптимизировался на протяжении миллионов лет, не может оптимизироваться далее без потери определенной степени стабильности. Другим может показаться, что мы, возможно, хотим начать оптимизационный процесс, который ведёт в новом направлении, отличном от того, по которому эволюция постепенно вела нас к обретению сознательных моделей-себя. С какой стати мы должны быть нейрофеноменологическими луддитами?

Фенотехнология имеет как этическое, так и политическое измерение. В конечном счёте, нам придётся решать, какие состояния сознания должны быть незаконными в свободном обществе. Должно ли быть законно, к примеру, позволять детям видеть своих родителей пьяными? Имеете ли вы что-то против того, чтобы видные граждане или ваши коллеги по работе были накачаны и летали под когнитивными усилителями нового поколения? Что насчёт приведения в порядок либидо стариков? Допустимо ли, чтобы солдаты, при исполнении этически сомнительных приказов, сражались и убивали под воздействием психостимуляторов и антидепрессантов ради предотвращения пост-травматических стрессовых расстройств? Что если какая-нибудь новая компания начнёт продавать всем без исключения религиозные переживания посредством электрической стимуляции? В случае с психоактивными веществами, нам остро необходима разумная и дифференцированая политика в отношении медикаментов, отвечающая вызовам нейрофармакологии двадцать первого столетия. Сегодня у нас есть легальный и нелегальный рынок; таким образом, есть легальные состояния сознания и нелегальные состояния сознания. Если мы займемся разработкой такой медикаментозной политики, то целью должна быть минимизация урона для индивидуального потребителя и для общества, наряду с максимизацией потенциальной выгоды. В идеале, нам следовало бы постепенно снижать важность различения легальный/нелегальный, для того, чтобы желательное поведение потребителя контролировалось культурным консенсусом и самими гражданами, то есть, снизу вверх, а не сверху вниз, как это бывает в случае с государственным контролем.

Чем лучше мы понимаем наши нейрохимические механизмы, тем больше (и в количественном, и в типовом аспекте) запрещенных препаратов появляется на чёрном рынке. Если Вы относитесь к этому положению дел скептически, я рекомендую вам к прочтению PiHKAL: История химической любви, написанную химиком Александром Шульгином и его женой Анной, а также TiHKAL: Продолжение, авторства Александра Шульгина.9

(PiHKAL это сокращение от «Фенилэтиламины, которые я знал и любил»; TiHKAL расшифровывается, как «Триптамины, которые я знал и любил» — прим. перев.). В своей первой книге, Шульгины описали 179 галлюциногенных фенэтиламинов (группа, которая включает мескалин и «препарат вечеринок» Экстази), большую часть которых изобрёл лично Александр Шульгин, разработчик препаратов и бывший сотрудник Dow Chemical. Помимо собрания личных психоделических экспериментов, книга содержит детальные инструкции по химическому синтезу препаратов и информацию относительно дозировок. Во второй части, Шульгин представил пятьдесят пять триптаминов, большинство из которых, опять таки, не были известны на чёрном рынке до публикации книги в 1997. Рецепты большинства этих новых незаконных веществ, равно как и сообщения от первого лица относительно феноменологии, связанной с различными их дозировками, легко может найти в Интернете и интересующийся духовными практиками студент-психолог из Аргентины, и альтернативный психотерапевт в Калифорнии, и безработный химик в Украине. Или, что ещё хуже, эти рецепты доступны организованной преступности. Я прогнозирую, что к 2050 году «старые добрые времена», когда мы имели дело приблизительно с дюжиной доминирующих на чёрном рынке молекул, покажутся нам летним отдыхом на природе. Нам не следует обманывать себя: Запрет никогда не оправдывал себя в прошлом; по нашему же опыту мы видим, что чёрный рынок готов удовлетворить любое незаконное желание человека. На любом рынке присутствует производство, которое его обслуживает. Мы видим, как появляется всё больше новых незаконных психоактивных веществ; врачи в отделениях скорой помощи пытаются спасти детей от действия веществ, названий которых они никогда ранее не слышали.

Глобализация, Интернет и современная нейрофармакология вместе бросают новые вызовы политике контроля над препаратами. Например, в легальной индустрии наркотиков хорошо известно, что, с появлением Интернет-аптек, национальные правоохранительные структуры более не могут контролировать рынок не-марочных психостимуляторов, таких, как Риталин или Модафинил. Однажды, мы можем оказаться неспособными к ответу на эти вызовы из-за запретов, дезинформации, пиар-кампаний, законов или драконовских наказаний. Мы уже платим высокую цену за status quo в условиях злоупотребления алкоголем, а также выдачей рецептов на препараты. Теперь проблема в том, что мы сталкиваемся с новыми вызовами в то время, когда домашняя работа ещё не сделана.

Для примера: Всякий интересующийся уже имел много времени и возможностей поэкспериментировать с классическими галлюциногенами, такими, как псилоцибин, ЛСД или мескалин. Теперь мы знаем, что эти вещества не вызывают зависимости, нетоксичны и что некоторые из них имеют терапевтический потенциал и могут даже вызвать обширные духовные переживания. Поразмыслите над этим отрывком из книги Олдоса Хаксли Двери восприятия (1954), в которой он описывает опыт употребления мескалина:


«Приемлемо ли это?» — спросил кто-то. (Во время этой части эксперимента, все разговоры записывались на диктофон, поэтому я могу вспомнить всё, что было тогда сказано).
«Ни приемлемо, ни неприемлемо», — ответил я — «это просто ток». Istigkeit — не это ли слово любил использовать Майстер Экхарт? «Есть-ность». Бытие философии Платона, за исключением того, что Платон, кажется, допускал огромную, даже гротескную ошибку, отделяя Бытие от становления и идентификации его с математической абстракцией Идеи. Бедолага, он никогда не мог увидеть букет цветов, светящий своим собственным внутренним светом, но дрожал под давлением значения, которым заряжен букет; никогда не мог понять, что эта роза, этот ирис и эта гвоздика с их яркими значениями, не более и не менее чем то, что они есть — быстротечность, которая также и вечная жизнь, вечная гибель, которая, в то же время, есть чистое Бытие, пучок мгновения, уникальные составляющие которого, по определенному невыразимому и, к тому же, самоочевидному парадоксу, являются божественным источником всего существования.

Здесь мы имеем первый пример состояния сознания, нелегального на сегодняшний день. Практически никто не может достичь того состояния, в котором тогда находился Хаксли, без нарушения закона. Классическое исследование в этой области представляет собой «Хороший пятничный эксперимент» Вальтера Панке, в котором участвовали студенты теологии и который состоялся в Гарвардском Университете в 1962. В конце концов, этот эксперимент породил два последующих исследования, предпринятые, на этот раз, Роландом Гриффитсом на кафедре Психиатрии и Поведенческих Наук в John Hopkins School of Medicine в Балтиморе.

Психоактивный состав, который использовался, был не мескалином, но псилоцибином — другим веществом природного происхождения, используемое в священных таинствах структурированных религиозных церемоний определенных культур, скорее всего, на протяжении тысячелетий. Если бы Вам нужно было оценить стоимость следующего состояния сознания (взято из оригинального Гарвардского эксперимента), какую сумму вы бы назвали?


Я непосредственно переживала метафизическую теорию, известную, как эманационизм, в которой, начинаясь с чистого, нетронутого, бесконечного света Бога, свет преломляется в формы и затем теряет в интенсивности по мере того, как проходит сквозь нисходящие степени действительности... Теория эманаций и, в особенности, тщательно разработанные слои Индуистской и Буддистской космологии и психологии ранее представлялись просто концепциями и выводами. Теперь же, они стали объектами наиболее прямого и непосредственного восприятия. Теперь мне стало понятно, откуда появились эти теории, если их создатели пережили то же, что и я. Однако, даже вне зависимости от их происхождения, мой опыт подтвердил, что они абсолютно верны.

Другие участники описывали свои чувства, как восторг, благоговение, святость. Тщательное воспроизведение классического исследования Панке (Pahnke), опубликованное в 2006 году, использовало двойной слепой метод клинической фармакологии для того, чтобы можно было оценить и острое (семь часов) и долговременное (два месяца) изменение настроения и психологические эффекты псилоцибина по отношению к смести активной сравнительной смеси (метилфенидат).11

Исследование проводилось на тридцати шести хорошо образованных, неискушённых в галлюцинативных переживаниях, волонтёрах. Все тридцать шесть были вовлечены, хотя бы отчасти, в религиозную или духовную деятельность, такую, как служба, молитва, медитация, церковный хор или образовательно-дискуссионные группы, что служит ограничением генеральной выборки в этом исследовании. Двадцать два из тридцати шести волонтёров испытали чисто мистические переживания, при том, что все из них априори имели научную образовательную базу. Двенадцать из этих волонтёров оценили псилоцибиновое переживание, как самое важное (и единственное, в этом роде) духовное переживание собственной жизни, тогда как 38 процентов поместили этот опыт в пятёрку наиболее духовно важных событий жизни. Более двух третей волонтёров оценили опыт с псилоцибином либо как единственное наиболее значимое переживание в жизни, либо одно из пяти важнейших.

Вспомните Машину Переживаний Роберта Нозика. Как нам следует интерпретировать результаты этого исследования: Как доказательство пустой формы гедонизма, или как указание на «эпистемическую» форму счастья, укорененного в озарении? Действительно, представляет ли для них ценность общество, как целое? Они, конечно же, имели долговременные эффекты: При опросе, проведенном по истечении четырнадцати месяцев, 58 процентов волонтёров оценивали псилоцибиновый опыт как один из пяти наиболее значительных личных переживаний в жизни и 67 процентов оценивали его как один из пяти наиболее духовно-значимых переживаний; 11 и 17 процентов отметили, что это было единственное наиболее значительное переживание и единственное наиболее духовно-значимое переживание соответственно. Более того, 64 процента волонтёров сообщили, что псилоцибиновый опыт увеличил их ощущение благополучия или удовлетворённости жизнью либо средне, либо очень сильно; 61 процент сообщили, что они связывают переживание с положительным изменением в поведении.12

Это исследование служит примером того, что я имел ввиду, говоря, что «мы ещё не справились с нашим домашним заданием». В прошлом, мы не пришли к согласию по поводу огромного значения такого (и многих других) искусственно индуцированных состояний сознания, а также относительно рисков и пользы, которые они несут не только индивидуальному гражданину, но и обществу в целом. Мы просто занимались поиском другого пути. Отказ от интегрирования этих препаратов в нашу культуру, делая их незаконными, также наносит большой ущерб: Занимающиеся духовными практиками и серьёзные студенты теологии и психиатрии не имеют к ним доступа; молодёжь вступает в контакт с криминалом; люди экспериментируют с неизвестными дозировками в небезопасной среде; личности с определенными уязвимостями могут начать вести себя небезопасно или травмировать себя в приступе паники или сильной тревоги или даже развить пролонгированные психотические реакции. Нельзя «ничего не делать»; всё, что бы мы ни делали, будет иметь последствия. Это верно для задач, которые поставило нам прошлое, равно как верно в отношении вызовов будущего.

Подумайте над риском, который представляют психотические реакции: В Великобритании проходило исследование, объектом которого был опыт приёма ЛСД. Исследование проходило в клинических условиях, включало 4300 испытуемых, которые подверглись 49500 сеансов приёма ЛСД. По результатам исследования, количество суицидов составила 0,7 на тысячу пациентов, количество несчастных случаев составило 2,3 на тысячу пациентов, а у девяти из тысячи пациентов психоз длился более 48 часов (из которого полностью восстановились две трети пациентов).13

Другое исследование, которое было посвящено изучению преобладания психиатрических реакций, и которое проводили авторы управляемых исследований с применением ЛСД, выявило посредством опросников, что 0,08 процентов от общего числа в пять тысяч добровольцев, переживали психиатрические симптомы, которые продолжались более двух дней.14

В последнее время, исследователи совершили прогресс в управлении такими нежелательными реакциями, благодаря тщательному отбору и подготовке. Тем не менее, нам следует оставаться консервативными и предположить, что даже в управляемых условиях следует ожидать около девяти пролонгированных психотических реакций на тысячу испытуемых.

Теперь предположите, что мы взяли группу из тысячи тщательно отобранных граждан и позволили им вполне законным путём входить в область пространства феноменальных состояний, которую делает доступной псилоцибин, как это было в двух последних псилоцибиновых исследованиях, предпринятых Роландом Гриффитсом и его сотрудниками. Из-за того, что ЛСД и псилоцибин очень похожи в этом отношении, то эмпирически допустимым заключением будет то, что девять будут иметь серьёзные, длительные психотические реакции, у троих из них этит реакции будут длиться более двух суток и, что вполне возможно, с негативными эффектами, которые останутся на всю жизнь. Триста тридцать граждан оценили бы свой опыт как единственный наиболее духовно-значимый опыт в жизни; 670 сказали бы, либо то, что это было наиболее значительное переживание в их жизни, или одно из пяти наиболее важных переживаний. Можем ли мы взвешивать девятерых индивидов против 670?

Предположим далее, что отдельные граждане решили, что они готовы принять этот риск и потребовали законный и максимально безопасный доступ к этому региону их пространства феноменальных состояний. На почве этики, должно ли государство вмешиваться, возможно, утверждая, что эти люди не имеют права ставить своё умственное здоровье под угрозу и, тем самым, становиться обузой для общества? Тогда мы немедленно должны были бы запретить алкоголь. Что, если эксперты по правовым вопросам будут настаивать на том, что, как и в случае со смертной казнью, одно неправильное решение, одна не проходящая психотическая реакция это уже слишком много и принимать риски такого рода будет неэтично? Что, если социальные работники и психиатры ответят, что решение сделать такие переживания незаконными увеличило общее число серьёзных психиатрических осложнений среди населения и сделало их статистически невидимыми? Что если представители церкви будут указывать на то (в точном соответствии с базовым постулатами редукционного материализма), что эти переживания — всего лишь «Nes-Zen», недействительное, но лишь кажимость без эпистемологической ценности? Должны ли граждане в свободном обществе иметь право находить самостоятельно ответ на этот вопрос? Имело бы значение то, если бы соотношение риска и выгоды было бы 80/20 соответственно? Что, если граждане, не имеющие какого-либо духовного интереса, будут чувствовать себя ущемленными в правах и будут бороться за право заниматься чистым «пустым» гедонизмом, наслаждаться «Есть-ностью» Мастера Экхарта одной забавы ради? Что, если ультраконсервативные верующие, вместе со стареющими хиппи, крепко верящими в «психоделические таинства», почувствуют себя глубоко оскорблёнными и будут протестовать против богохульства и профанации чисто развлекательного, гедонистического применения таких веществ? Таковы конкретные примеры этических вопросов, по которым мы не обнаружили надёжного нормативного консенсуса в прошлом. Мы ещё не придумали способа разумного обращения с этими веществами, а именно — стратегии минимизации рисков при том, что людям будет предоставлена возможность наслаждаться их потенциальной полезностью. Всё, что мы сделали, так это объявили соответствующие части пространства феноменальных состояний вне пределов допустимого, чем сделали практически невозможным академическое исследование этих веществ и рациональную оценку риска в большинстве стран. Разрушаются жизни из-за того, что мы не сделали наше домашнее задание.

Цена отказа может расти. Многие новые психоактивные вещества-галлюциногены, такие, как 2С-В (4-бромо-2,5-диметоксифенэлиламин, уличное название «Венера» или «Нексус») или 2С-Т-7 (2,5-диметокси-4-(п) — пропилтиофенетиламин, «Голубая Мистика» или «Т7») появились на чёрном рынке без какого-либо клинического тестирования, и число таких препаратов будет расти.

Это достаточно старые (и простые) задачи, домашнее задание, которое мы никогда не делали. Сегодня, структура спроса меняется, технология становится более точной, рынки увеличиваются. В наших ультрабыстрых, соревновательных и безжалостных современных обществах, очень немногие ищут глубокие духовные переживания. Им нужна бдительность, концентрация и эмоциональная стабильность, а также харизма. То есть, всё то, что ведёт к профессиональному успеху и облегчает стресс, связанный с жизнью в бешенном темпе. Немного осталось Олдосов Хаксли, но возник новый демографический фактор: В богатых обществах, люди становятся старше, чем когда либо до этого. И они стремятся не только к количеству, но и к качеству жизни. Большая Фарма всё это знает. Каждый слышал о модафиниле и, возможно, о том, что он уже используется в Иракской Войне, но уже к этому времени появились по крайней мере сорок новых молекул. Да, есть много ложной информации и паникерство не является правильным отношением. Но технология не стоит на месте и становится только лучше.

Большие фармацевтические компании, обходя границу между законными и незаконными веществами, спокойно разрабатывают многочисленные новые составляющие; они знают, что «немедицинское использование» их когнитивных усилителей принесет им в будущем огромные прибыли. К примеру, Цефалон, создатель модафинила, заявил, что приблизительно 90 процентов выписанных рецептов были выписаны не по прямому назначению. Нынешняя распространенность Интернет-аптек дала открыла для них мировой рынок сбыта, а также предоставила новые инструменты для массовых тестов на наличие потенциальных долговременных эффектов.

Современная нейроэтика должна будет выработать новый подход к политике в отношении наркотиков. Ключевой вопрос заключается в том, какие состояния мозга могут быть законными? Какие участки пространства феноменальных состояний должны быть объявлены недопустимыми?

Важно помнить, что на протяжении тысяч лет люди всех культур использовали психоактивные вещества для того, чтобы вызвать особые состояния сознания: Не просто религиозный экстаз, расслабленную жизнерадостность, повышенную осознанность, но и простую, тупую интоксикацию. Новым фактором являются инструменты, которые становятся всё лучше и лучше. Поэтому, мы должны решить, какие из этих измененных состояний могут быть интегрированы в нашу культуру, и каких нужно избегать любой ценой.

В свободных обществах, целью всегда должна быть максимизация автономности гражданина. Мы должны трезво взглянуть на эту задачу. Нам следует снизить цену, которую мы платим смертями, зависимостью, а также уроном, наносимым нашей экономике потерей продуктивности сотрудника. Однако, вопрос не только в том, как защитить себя; нам стоит также определить скрытые выгоды, которые могут принести нашей культуре эти психоактивные вещества. Должны ли духовные переживания, подобные тем, которые вызываются некоторыми классическими галлюциногенами, быть в принципе запрещёнными? Приемлемо ли запрещать студентам, серьёзно изучающим теологию или психиатрию, доступ к таким состояниям измененного сознания? Приемлемо ли, чтобы любой, кто находится в поиске действительного духовного или религиозного переживания, или хотя бы просто кто хочет испытать это сам, должен нарушить закон и принять на себя риск, связанный с неопределенной дозировкой, химической нечистотой и опасными условиями? Многие аспекты нашей нынешней политики в отношении наркотиков достаточно произвольны и этически несостоятельны. Насколько этично, к примеру, допускать рекламирование таких опасных веществ, вызывающих зависимость, как алкоголь и никотин? Должны ли государства, путём налогообложения этих веществ, получать прибыть от саморазрушающего поведения своих граждан? Нам нужны хорошо сформулированные законы, охватывающие каждую молекулу и её соответствующий нейрофеноменологический профиль. Нейроэтика обязана учитывать не только физиологические эффекты, которые оказывает вещество на мозг, но также и психологические и социальные риски, возникающие из-за огромной ценности переживаний, которые дарит то или иное измененное состояние мозга, что, несомненно, очень трудная задача. Дело пойдёт быстрее, если мы сможем прийти к основному нравственному консенсусу, поддерживаемому большей частью обычной публики — гражданами, для которых эти правила будут созданы. Государственные агентства не должны лгать своим целевым аудиториям; скорее, им следует вернуть к себе доверие, в частности, молодого поколения. Регулировать чёрные рынки гораздо труднее, чем легальные рынки. Так же, политические решения, в целом, воздействуют на поведение потребителя слабее, чем это делает культурный контекст. Законы, сами по себе, не помогут. Для ответа на вызовы, которые бросают нам новые психоактивные вещества, нам необходим новый культурный контекст.

Есть другие пути, по которым проблемы нейроэтики будут затрагивать нашу повседневную жизнь. Множество блестящих экспериментов, предпринятых моими друзьями-нейробиологами, к примеру, тех, которые были посвящены нейронной синхронии и чтению мыслей, представляют собой эксперименты, за которые я сам никогда бы не взялся. К тому же, как философ-паразит, я получаю пользу от исследовательских практик, которые сам считаю сомнительными из нравственных соображений. Котята и макаки, которых мы постоянно приносим в жертву в ходе экспериментального исследования сознания, не интересуются теорией сознания; результаты этих экспериментов в интересах лишь нашего вида. Однако, мы преследуем этот интерес, заставляя страдать представителей других видов, насильно заставляя их находиться в чрезвычайно неприятных состояниях сознания и даже отказывая им в праве на существование. Насколько это приемлемо с этической перспективы? Как теоретик, имею ли я право интерпретировать данные, которые получены путём мучения животных? Имею ли я нравственное обязательство бойкотировать эксперименты такого рода?

Как и в случае с этической проблематикой, которую поставило перед нами машинное сознание, этот пример изображает ведущий принцип, с которым согласится практически каждый: Нам не следует увеличивать общее количество страдания во вселенной до тех пор, пока нас к этому не вынуждают обстоятельства. Нет иной нравственной темы, в которой пропасть между озарением и человеческим поведением была бы настолько непреодолимой, в которой то, что мы уже знаем, так сильно расходится с тем, как мы поступаем. То, как мы веками обращались с животными, совершенно неприемлемо. Учитывая всё наше новое знание относительно нейронного основания сознательного переживания, бремя, которое несёт с собой доказательство, сегодня переходит на плечи мясоедов и, возможно, интеллектуальных плотоядных, вроде меня, философов-паразитов и других людей, получающих косвенным образом пользу от этически сомнительной исследовательской практики.

Или представьте, к примеру, что мы могли бы разработать методологически корректный и успешный метод «мозговой дактилоскопии». Давайте предположим, что мы возьмём за основу этого метода сканирование нейронного коррелята сознательного переживания, который сопутствует намеренной лжи (на самом деле, первые кандидаты на эту роль уже обсуждались). Тогда, мы бы смогли сконструировать эффективные, высокотехнологичные детекторы лжи, которые не полагаются на поверхностные физиологические эффекты, такие, как проводимость кожи или изменения в периферическом потоке крови. Это был бы чрезвычайно полезный инструмент в борьбе с терроризмом и преступностью, но он также фундаментально бы изменил нашу социальную действительность. Нечто, что было ранее парадигмой собственности, а именно — содержимое собственного ума, резко превратится в общественное дело. Определенные простые формы политического сопротивления, вводящие в заблуждение власти при проведении опросов, совершенно исчезнут. С другой стороны, общество во многом выиграет от увеличившейся прозрачности. Невинные заключенные будут спасены от смертной казни. Вообразите, что на дебатах, происходящих во время президентской кампании, красный фонарь загорался бы перед кандидатом каждый раз, когда нейронный коррелят лжи активизировался бы в её или его мозгу.

Хотя, приблизительно безошибочный детектор лжи позволит даже большее: Он изменит наши себя-модели. Если, в качестве граждан, мы знаем, что секретов, в принципе, больше не существует, что мы более не можем скрывать информацию от государства, тогда оплот повседневной жизни (по крайней мере, повседневной жизни в Западном мире), радость интеллектуальной автономии, исчезнет. Простого осознания того, что существуют такие криминалистические нейротехнологии, будет достаточно для того, чтобы всё изменилось. Хотим ли мы жить в таком обществе? Перевесят ли преимущества наносимый вред? Как (если это вообще возможно) можем мы предотвратить неправильное использование этих технологий? Как и в случае с усилением познавательных способностей, новые возможности создадут новые проблемы (подумайте о собеседованиях при приёме на работу, о процессах развода, миграционном контроле или медицинских страховых компаниях), при этом, коммерческий потенциал огромен. Центральная задача для нейроэтики в ближайшем будущем будет заключаться в защите индивидуальных прав на конфиденциальность. Является ли наш умственный внутренний мир, содержимое нашего Туннеля Эго, неприкосновенным, областью, в которую государство не имеет права доступа? Стоит ли нам определить «умственную сферу конфиденциальности», или же всё, что может быть раскрыто современной нейробиологией, должно быть предоставлено для принятия политических решений? Окажемся ли мы вскоре перед необходимостью создания United Kingdom's Data Protection Act для человеческого мозга? Технологии развиваются, они постоянно усовершенствуются и иного пути просто нет.

Что есть хорошее состояние сознания?

Нейроэтика важна, но сама по себе недостаточна. Я предлагаю выделить новое ответвление прикладной этики — этику сознания. В контексте традиционной этики, мы задаём вопрос: «Что является хорошим поступком?». Настало время задать другой вопрос: «Что является хорошим состоянием сознания?». Я вполне осведомлён о ряде теоретических сложностей, с этим связанных. Я не буду приводить здесь развёрнутую дискуссию по этому поводу, но моя интуиция подсказывает мне, что желательное состояние сознания должно удовлетворять, по крайней мере, трём условиям: Оно должно минимизировать страдание как людей, так и других существ, которые способны страдать; в идеале, оно должно обладать эпистемологическим потенциалом (то есть, это состояние сознание должно содержать компонент озарения и расширяемого знания); а ещё оно должно иметь поведенческие последствия, которые увеличат вероятность появления будущих разновидностей ценного опыта. Этика сознания относится не только к опыту феноменального переживания. Её контекст шире.

Этика сознания дополняет традиционную, фокусируя внимание на тех поступках, первичная цель которых состоит в изменении собственного опытного состояния или состояния других индивидов. Учитывая новые потенциальные возможности таких действий, равно как и связанные с ними риски, а также учитывая недостаточность нашей нравственной интуиции в данной области, задача состоит в оценке этической ценности различный типов субъективного опыта, как такового. Вы можете называть это рациональным поиском нормативной психологии или нормативной нейрофеноменологией. Если технология сознания развивается из натуралистического поворота в образе Homo Sapiens, тогда нам следует иметь дело с нормативами. Развитие этики сознания позволит нам вернуться к нравоучительным дебатам относительно широкого спектра вопросов, появляющихся в ходе непрерывных исторических переходов. Поскольку, мы вырабатываем отношение к себе с позиции того, чем человеческое существо является, а также того, чем оно должно стать, то центральный вопрос можно сформулировать так: «Что есть хорошее состояние сознания?»

Туннель Эго развился в качестве биологической системы репрезентации и обработки информации, которая, в свою очередь, является частью социальной сети коммуницирующих Туннелей Эго. Теперь мы видим себя затянутыми в гущу плотной сети технических систем репрезентации и обработки информации: С приходом радио, телевидения и Интернета, Туннель Эго оказался встроенным в глобальное облако данных, которое характеризуется быстрым ростом, возрастающей скоростью и собственной автономной динамикой. Оно задаёт темп наших жизней. Оно беспрецедентно расширяет наше социальной окружение. Оно начало менять конфигурацию наших мозгов, которые отчаянно пытаются адаптироваться в этих новых джунглях — информационных джунглях, экологической нише, непохожей на все те, которые мы когда-либо заселяли. Возможно, наше телесное восприятие изменится по мере того, как мы научимся контролировать множество аватар во множестве виртуальных реальностей, встраивая нашу сознательную самость в совершенно новые разновидности сенсомоторных циклов. Предположительно, растущее число социальных взаимодействий будут взаимодействиями типа аватар-аватар и нам уже известно, что общественные взаимодействия в киберпространстве усиливают чувство присутствия гораздо сильнее, чем это когда-либо могла делать графика высокого разрешения. В конце концов, мы сможем понять, чем, по большей части, была наша социальная жизнь — взаимодействием между образами, в высшей степени опосредованным процессом, в контексте которого ментальные модели индивидов начинают каузально влиять друг на друга. Мы можем прийти к видению коммуникации, как процесса установки и контроля динамических внутренних моделей в мозгах других людей.

Для тех из нас, кто интенсивно работает с ним, Интернет стал частью себя-модели. Мы используем его в качестве внешнего хранилища памяти, в качестве когнитивного протеза, а также для эмоциональной саморегуляции. Мы думаем при помощи Интернета и он помогает нам в определении наших желаний и целей. Мы учимся многозадачности, диапазон нашего внимания сужается и многие из наших социальных взаимоотношений имеют на удивление бестелесный характер. «Онлайн зависимость» стала психиатрическим термином. Множество молодых людей (включая растущее число студентов университетов) страдают от дефицита внимания и более неспособны концентрироваться на старомодной серийной символической информации; чтение обычных книг для них затруднительно. В то же время, следует признать ценность новой информации и возрастающую гибкость и автономию, которую предоставляет нам Интернет. Понятно, что интеграция сотен миллионов человеческих мозгов (и Туннелей Эго, этими мозгами производимых) в новые посредничающие среды уже начало изменять структуру сознательного опыта, как такового. Результат этого процесса непрогнозируем.

Что же мы должны делать относительно такого развития? С перспективы этики сознания, ответ прост: Мы должны понять, что новые медиа также являются технологиями сознания и мы должны вновь задаться вопросом о том, чем должно быть хорошее состояние сознания.

Тематически связанная задача, с которой мы сталкиваемся — это управление собственным вниманием. Способность обращаться к окружающей среде, к собственным чувствам и другим индивидам — это естественно развившаяся особенность человеческого мозга. Внимание — ограниченный ресурс и оно абсолютно необходимо для хорошей жизни. Нам нужно внимание для того, чтобы действительно слушать других, равно как и самих себя. Нам нужно внимание для того, чтобы действительно наслаждаться чувственными удовольствиями, равно как и для эффективного обучения. Внимание необходимо нам для того, чтобы действительно присутствовать во время секса или для того, чтобы любить, или просто для созерцания природы. Наши мозги могут производить лишь ограниченное количество этого ценного ресурса в день. Сегодня, реклама и индустрия развлечений атакуют сами основы нашей способности к опыту, погружая нас в необъятные, запутывающие джунгли медиа. Они пытаются обворовать нас, украв как можно больше нашего драгоценного ресурса, и они делают это всё более действенными и умными способами. Конечно же, они всё более выигрывают в достижении своих целей при помощи новых открытий в области ума человека, которые предоставляет им когнитивная наука и наука о мозге («нейромаркетинг» — одно из нелепых модных словечек). Мы можем видеть вероятный результат эпидемии расстройства дефицита внимания, наблюдающийся у детей и молодёжи, в выгорании к моменту наступления среднего возраста, в повышающемся уровне тревожности больших частей населения. Если я прав относительно того, что сознание представляет собой пространство агентства внимания и если также правда то, что опыт управления и удержания фокуса внимания представляет собой один из глубочайших слоёв феноменальной самости (это обсуждалось в главе 4), тогда мы как раз становимся свидетелями не просто организованного нападения на пространство сознания per se, но и лёгкой формы деперсонализации. Новые посредничающие (в оригинале medial — прим. перев.) среды могут порождать новую форму пробуждения сознания, которая имеет сходство со слабо-субъективными состояниями — смесью сна, деменции, интоксикации и инфантилизации.

Моё предложение относительно отражения этого нападения на резервы нашего внимания заключается в учреждении уроков медитации в наших школах. Молодёжь должна быть осведомлена относительно ограниченной природы своей способности ко вниманию. Также, их нужно обучать техникам повышения собственной осознанности и максимизации их способности поддержания последней — эти техники помогут им в сражении против коммерческих грабителей нашего внимания (что закономерно подорвёт искушение прибегнуть к изменяющим сознание наркотикам). Уроки медитации, разумеется, должны быть лишены всякого религиозного оттенка — никаких свечей, никаких благовоний, никаких колокольчиков. Они должны проходить в контексте гимнастических занятий. Мозг также является частью тела — частью, которую можно и нужно заботливо тренировать.

Сейчас, в новую эпоху нейропедагогики, когда мы знаем гораздо больше о критических фазах формирования мозга человека, разве не должны мы извлечь выгоду из этого знания для максимизации автономии будущих взрослых индивидов? В частности, не должны ли мы рассказать нашим детям о тех состояниях сознания, которые мы считаем ценными и научить их получать к ним доступ, культивировать их в раннем возрасте? Образование — не только академическое достижение. Вспомните, что один позитивный аспект нового образа Homo Sapiens заключается в осознании необъятности пространства наших феноменальных состояний. Почему бы не научить наших детей извлекать пользу из этой необъятности лучшим образом, чем это делали их родители — способом, который гарантирует им здоровый и устойчивый ум, обогащает их внутренние жизни и поставляет им новые инсайты? К примеру, виды счастья, ассоциированные с сильными переживаниями от созерцания природы или телесными упражнениями и физической нагрузкой в основном упоминаются, как позитивные состояния сознания, равно как позитивно и более тонкое внутреннее восприятие этической когерентности. Если современная нейронаука говорит нам о том, что доступ к этим типам субъективного переживания лучше всего обретается во время определенных критических периодов становления ребенка, нам следует систематично извлекать пользу из этого знания, как в школе, так и в домашних условиях. Тем самым, если осознанность и управление вниманием являются желательными, мы должны задаться вопросом о том, чем может помочь нейробиология в их реализации в системе образования. Каждый ребенок имеет право на предоставление ему «нейрофеноменологического инструментария» в школе; как минимум, это должно включать в себя две техники медитации — одну тихую и одну в движении; две стандартные техники глубокой релаксации, такие, как аутогенная тренировка и прогрессивное расслабление мускулов; две техники улучшения воспоминания сновидений, включая индукцию осознанных сновидений; возможно, курс, который может называться «медиа гигиена». Если новые возможности манипуляции угрожают ментальному здоровью наших детей, мы обязаны снабдить их эффективными инструментами, при помощи которых они могли бы защитить себя от новых опасностей, увеличивая собственную автономию. Мы вполне можем разработать лучшие медитативные техники, чем техники тибетских монахов, описанные в главе 2. Если исследование сновидений сопровождается безопасными способами улучшения последующего воспоминания сновидений и совершенствования искусства осознанных сновидений, не должны ли мы сделать это знание доступным для наших детей? А как же опыт управляемого выхода из тела? Если исследование зеркальных нейронов прояснит пути, которыми дети развивают эмпатию и общественную сознательность, не должны ли мы извлекать пользу из этого знания в наших школах?

Как мы будем вести эти дискуссии в открытых обществах постметафизического века? Вопрос этики сознания поднимается не ради создания ещё одной академической дисциплины. Скорее, он поднят для создания основы нормативных дискуссий, которые сейчас становятся необходимыми. По мере того, как мы медленно движемся в направлении третьей фазы Революции Сознания, в этих дискуссиях, наряду с экспертами, должны участвовать непосвященные. Если, учитывая натуралистический поворот в образе человеческих существ, мы разовьем рациональную форму этики сознания, тогда в самом этом процессе мы должны породить культурный контекст, который смог бы заполнить вакуум, созданный успехами когнитивной науки и нейрологии. Общества так же являются самомоделирующими сущностями.

Оседлать тигра: новый культурный контекст

Как нам интегрировать в общество всё наше новое знание о природе ума человека и все новые возможности действия в разумной, аргументированной и этически когерентной манере? Я набросал несколько идей, но не стоит воспринимать это как проповедь каких-то истин. У меня есть свои идеи о том, чем может являться ценное состояние сознания, а у вас может быть своё. В сфере нормативов не может быть никакого экспертного знания. Философы — не святые, равно как и не священники, которые могут дать непосредственное озарение относительно того, что хорошо с нравственной точки зрения. Нет телефонного номера горячей линии, по которому мы могли бы обратиться за помощью. Мы все вместе должны сделать это. Публичные дебаты, которые сейчас стали необходимы, должны включать каждого, а не только учёных и философов. Философы могут помочь с организацией и структурированием дебатов, а также просвещая относительно логической структуры этических аргументов и истории вынесенных на обсуждение проблем. В конечном счёте, однако, общество должно создать новый культурный контекст для себя. Если ему не удастся сделать это, оно рискует оказаться задавленным технологическими последствиями и психосоциальными издержками Революции Сознания.

Некоторые общие пункты уже могут быть сделаны. Во-первых, нам нужно признать, что перспективы открытой и свободной демократической дискуссии в глобальном масштабе достаточно тусклы. Населения авторитарных обществ со скудными образовательными системами растут намного быстрее, чем населения демократических стран. В последних, как правило, количество населения снижается из-за низкой рождаемости. Более того, главными мировыми игроками являются уже не государства, но международные корпорации, которые имеют склонность быть авторитарными. Как заметил Хайм Харари, бывший президент Weizmann Institute of Science, эти корпорации управляются лучше, чем большинство демократических национальных государств. Мы должны бороться, чтобы защитить открытые общества от иррационализма и фундаментализма, от всех тех, кто отчаянно ищет эмоциональной безопасности и придерживается закрытых мировоззрений, так как они не в силах вынести натуралистический поворот в образе человечества. Лучшим образом это можно сделать через создание культуры сознания: Гибкого отношения, общего подхода, который, когда это только возможно, максимизирует автономию индивидуального гражданина и придерживается «принципа феноменальной свободы» в качестве генеральной линии. Мы должны отдавать себе отчёт в том, что решения, которые принимает общество, оказывает влияние на индивидуальный мозг и индивидуальное пространство феноменальных состояний. До тех пор, пока это не представляет угрозы интересам других, людям должно быть позволено исследовать свой собственный ум и проектировать собственные сознательные действительности-модели, в соответствии со своими желаниями, потребностями и верованиями.

Развитие культуры сознания не имеет ничего общего с установлением религии или определенной политической силы. Напротив, истинная культура сознания всегда будет подрывной, вдохновляющей индивидов на принятие на себя ответственности за свою собственную жизнь. Сегодняшнее отсутствие подлинной культуры сознания выражает собой на социальном плане тот факт, что философский проект просвещения застрял: Нам не хватает не веры, но знания. Нам не хватает не метафизики, но критической рациональности, не великих теоретических представлений, но новой практичности в использовании собственного мозга. Критический вопрос — это то, как извлечь пользу из прогресса эмпирических наук об уме для того, чтобы повысить автономию индивида и защитить его от нарастающих возможностей манипуляции. Можем ли мы оседлать тигра? Если мы демистифицируем сознание, не потеряем ли мы тут же и наше чувство человеческой солидарности?

Если рациональная нейроантропология показывает нам позитивные аспекты того, что значит быть человеческим существом, значит, мы можем систематически развивать эти аспекты в самих себе. Здесь я подразумевал только два из тех позитивных аспектов, которые следует поощрять и культивировать, но их может быть гораздо больше! Если мы — появившиеся путём естественного развития познающие субъекты, рациональные мыслители мыслей и творцы теорий, тогда нам следует продолжать пестовать и оптимизировать именно эту черту в себе. Если нейроантропология привлекает наше внимание к широте нашего феноменального пространства возможностей, нам следует расценивать её, как силу, и начать систематически исследовать наше опытное пространство, во всей его глубине. Развитие культуры сознания будет означать расширение Туннеля Эго и исследование пространства измененных состояний сознания путями, которые нам всем принесут выгоду. Взаимодействие технологии виртуальной реальности, новых психоактивных веществ, древних психологических техник, таких, как медитация, и будущей нейротехнологии, откроют нам вселенную самоисследования, едва представимую сегодня.

Как нам добиться взаимного оплодотворения между двумя сильными сторонами человеческого ума? Может ли нейрофеноменологическая обработка помочь нам оптимизировать критическую научную рациональность? Могли бы учёные быть лучшими учёными, если бы они больше путешествовали, скажем, если бы они научились осознанным сновидениям? Могла бы строгая, редукционная когнитивная нейробиология развить форму турбо-медитации, помогая монахам быть лучшими монахами и мистикам быть лучшими мистиками? Ведь возможно, что практика глубокой медитации способствует самостоятельности мышления, принятию на себя ответственности за свою жизнь и становлению политически зрелым гражданином? Могли бы мы найти способ выборочной стимуляции dorsolateral prefrontal cortex во время фаз сна целью сделать осознанные сновидения доступными каждому? Если мы сможем наладить безопасную и управляемую индукцию искусственных опытов выхода из тела, сможет ли это помочь танцорам или атлетам улучшить свою тренированность? А что это даст полностью парализованным пациентам? Может ли безжалостное материалистическое исследование того, как зеркальная система развивается в молодом мозгу человека, помочь нам культивировать эмпатию и интуитивное созвучие в наших детях способами, которые ранее себе никто представить не мог? Если мы не попробуем, то никогда и не узнаем.

Много страха связано с тем, что, вследствие натуралистического поворота в образе ума, мы потеряем наше достоинство. «Достоинство» — это термин, печально известный трудностью своего определения. Обычно, его используют тогда, когда испытывают нехватку аргументов. Однако, есть один смысл, который связан с уважением к себе и к другим, а именно — безусловная воля к самопознанию, достоверности и фактам. Достоинство есть отказ от унижения, связанного с поиском иного пути или побегом в некий метафизический Диснейленд. Если в нас действительно есть что-то вроде достоинства, мы можем показать это тем, как мы встречаем приходящие вызовы, некоторые из которых упоминались в этой книге. Мы можем наблюдать исторические изменения в образе самих себя творчески и с волей к ясности. Также ясно, как можно лишиться собственного достоинства: взывая к прошлому, развивая культуру запретов, соскальзывая в различные формы иррационализма и фундаментализма. Рабочие концепции «этики сознания» и «культуры сознания» как раз служат сохранению нашего достоинства путём помещения их на новых уровнях автономии нашего сознательного ума. Мы не должны потерять самоуважение, но мы также должны оставаться реалистами и не предаваться утопическим иллюзиям; шансы успешно оседлать тигра, по крайней мере, длительно удерживаться не его спине, не очень высоки. Но если мы возьмёмся за это, тогда новая культура сознания сможет заполнить вакуум, который возникнет как следствие Революции Сознания, которая сейчас свершается на огромной скорости. Здесь есть практические вызовы и теоретические вызовы. Величайший практический вызов заключается в применении результатов последующих этических дебатов. Величайший теоретический вызов может заключаться в вопросе: Как, учитывая нашу данную ситуацию, интеллектуальная честность и духовность смогу примириться, и смогут ли вообще? Но это уже совсем другая история.

[свернуть]

[fidel]

Levi Fox
the only kind of nagual we can know is tonal

Спойлер

The only kind of nagual we can know is tonal: the only kind of tonal we can act is nagual.  Hence to separate the two, as Genaro does, or "split" the warrior, is the whole basis of don Juan's knowledge.  Why, on this basis, is the double deadly, and why is jumping off the cliff the culmination of teaching for the right side. 

The interpenetration of the tonal and nagual is what allows us to go about our daily lives, indeed, it is what allows us to have existence, consciousness, perception, and all the other traits which make us what we are.  However, this interpenetration also puts definite limits upon the extent of knowledge and understanding which we can possess.  That is, the means by which we perceive and understand everything we think or encounter is the limit for us of all those things, while in actuality they may not have any limit.  This is due to the interaction of the tonal and the nagual, and can best be understood using the metaphor of the tonal as the recollecting (or perhaps better put "interpreting") self and the nagual as the acting self.  For any one person, all the acting, encountering, and insight of the nagual can be only as good and as encompassing as the tonal of that person.
The root of this problem goes back to a statement made in the question; that is "the only kind of nagual we can know is tonal."  In a way this statement is completely true and is never disputed by don Juan, however, in another equally valid way several caveats are needed.  For example, this statement is inherently true provided that a person's tonal and nagual have not been separated.  For them, all the actions of the nagual cannot be understood, and are not permitted to be understood by the tonal.  Indeed, along with interpretation of the nagual's knowledge "the tonal's great art is to suppress any manifestation of nagual" (Casteneda Tales 131).  But why would the tonal act in such a manner, which would appear to be the equivalent of placing an artificial and arbitrary limit upon the knowledge of a person?  One way to answer this question, and perhaps even a fair way given the mind-like interpreting function of the tonal, is to understand the tonal as a sort of person.  Indeed, don Juan explains the tonal to Carlos as "a guardian that most of the time turns into a guard" (Casteneda Tales 120).  He says that the reason for the "narrow-minded" and "despotic" actions on the part of the tonal is the incredible responsibility of the tonal for protecting us.  When the tonal works hard to prevent us from seeing the nagual it is doing so for two reasons.  It is, in many ways perhaps, like a school board censorship committee.  Firstly, it is positive that it knows what the person is capable of handling and understanding, and it feels that it knows what kind of information it is safe and fruitful for the person to have access to.  Secondly, the tonal, like he censorship committee, is absolutely convinced that it is right, that it should be the final arbiter of the aforementioned decisions, and especially that there is no other knowledge out there that what it possesses.  From the tonal's perspective its actions are correct and just, it is only performing its responsibility, and it is willing to go to great lengths to do so.  Additionally, since the tonal only understands existence within the scope of a person's life and death, thus viewing death as the end of an existence, its reasoning for protecting the person from the nagual is even more apparent.  Because the emergence of the totality of the self occurs only when the nagual is made apparent to both the tonal and the person, and because this only occurs for most people at the moment of death, the tonal would logically be constantly working to prevent such a state.  It would equate the nagual with death, and would thus deem as its ultimate responsibility preventing any encounter between the nagual and the person its is responsible for.  Thus, the actions of the tonal as well as the reasons for a definite limit on the knowledge of an ordinary person can be understood as a function of the tonal's perception of its responsibilities to protect to person from the nagual, and from death.
This explanation of why most people can only know the tonal works only so long as we are dealing with most people; that is non-warriors whose tonal and nagual interpenetrate.  Once the tonal and nagual are split, the nagual becomes free from the constant censorship of the tonal, and it becomes possible for the nagual of a person to "know" some things that it would not have been able to previously.  The procedure for splitting the warrior, as well as what actually happens to a person when he is "split" can be useful for understanding why this action allows for a whole range of new knowledge to be understood.  The procedure for splitting the warrior and separating the tonal and nagual begins by shrinking the tonal.  As all of don Juan's teachings, this is a metaphor, and can best be understood through an extension of the metaphor.  As such, the shrinking of the tonal is best understood as resulting from the "scaring" of the tonal at the hands of the nagual.  In order to accomplish this, don Genaro performs a number of unbelievable acts which serve to both scare the tonal and to embarrass it, since it is presented with actions that it had previously believed could not occur.  As don Juan says, scaring and embarrassing the tonal are two of the most effective techniques for shrinking it.  Once the tonal has been shrunk it becomes separated from the nagual and pushed to the right side of the body, which allows the nagual to occupy the left side.  This becomes the basis for the difference between teachings for the left and right side.  These teachings could perhaps be better described as teachings to the nagual or to the tonal. 
So long as the tonal and nagual are not separated, so long as the warrior is not split, it is only possible for him to understand teachings to the tonal.  It is only when the warrior becomes split, and can go back and forth between tonal and nagual, that he becomes capable of truly understanding the knowledge of the warrior.  This is why it is said that splitting the warrior is the whole basis for don Juan's knowledge.  This could perhaps be more accurately stated by saying that the whole basis of don Juan's knowledge as a warrior and his knowledge from the left side, is based upon the splitting of the warrior.  Without that split the tonal would constantly work to prevent even the acknowledgement, let alone the acquisition, of the knowledge of the nagual.  Thus, don Juan or any other warrior's knowledge of the nagual must depend upon the splitting of the warrior.  The warrior's knowledge of the left side is based upon splitting the warrior not because this technique provides the warrior with any knowledge, but because it is an absolutely necessary prerequisite to the acquisition of such knowledge.
However, with the possibility of the acquisition of great knowledge that stems from splitting the warrior and enabling the nagual to come forward comes great risk.  This risk comes from the response of the tonal to the appearance of the nagual.  As don Juan tells Carlos "any threat to the tonal [such as from the emergence of the nagual] always results in its death.  And if the tonal dies, so does the whole man" (Casteneda Tales 160).  Thus the warrior is left with a sort of Catch 22, he can only achieve knowledge of the left side shrinking the tonal, brining up the nagual, and splitting the warrior, but these actions are bound to bring about the death of a man, since his tonal would be unable to deal with the nagual.  For this reason it is necessary for don Juan to be present whenever don Genaro performs his "tricks", his displays of the nagual.  Don Juan's role at these times is one of protector of the tonal.  Without don Juan's constant attention to the security of Carlos' tonal, he would have died early on in the teachings.  This is why the question states the double is deadly, since the don Genaro that performs these life threatening tricks for Carlos is really the double.  Don Genaro's double, like that which everyone possesses, is really just the physical embodiment of his nagual.  As such, it can be absolutely deadly to any unprotected tonal that it encounters.  Without don Juan's protection, Carlos' tonal would react like any other tonal in the presence of pure nagual in the form of a double, it would panic and die.  But more than being deadly to another person, ones own double can kill oneself if it is encountered in the wrong way and without a person protecting the tonal.  This is why don Juan warns Carlos to avoid encountering his double in his dreams, since he would be unable to protect him in such a situation.  Indeed, at least within the context of the books, Carlos' own double would probably be the one that threatened him the most, since it would be the one he would most likely encounter outside of the presence and protection of don Juan.  In a way every instance in which Carlos encounters don Genaro's double is controlled, since don Juan is there to protect his tonal.  Thus, while don Genaro's nagual is much more powerful than Carlos', his own nagual could be just as dangerous, since don Juan might not be protecting his tonal at the moment it emerges.  It is the threat to the tonal, and the related threat to the man, that makes the double, a physical embodiment of the nagual, so deadly.
Having established that splitting the warrior, however dangerous it may be, is the key to any knowledge of the left side, we are still faced with the question of why Carlos' jumping off of the cliff was the culmination of teaching for the right side?  The answer lies in the relationship between the teachings for the right side and those for the left side.  Without the right side being taught about the tonal, the nagual, and splitting the warrior it would be impossible for a person to learn any of the lessons for the left side.  The teachings of the right side are in effect a key for unlocking the potential for left side learning.  And since there is so much more that can be learned once the left side is unlocked, this is the primary objective of the teachings for the right side.  But what does jumping off the cliff have to do with this primary objective of the teachings of the right side and how is it the culmination of those teachings?  Jumping off of the cliff is the culmination of the teachings in the same way that a final exam is the culmination of the teachings of a college course that serves as a prerequisite for further study.  Both are tests that must be passed in order to prove that the student is ready to move on to the next level of their education.  The most important objective of the teachings of the right side, at least with regard to the continuation of Carlos education, concerns splitting the warrior and thus enabling the accessing of the nagual.  Jumping off the cliff is merely a test of whether a warrior has been split, whether he can move back and forth between his right and left sides, and most importantly, whether he will now be able to learn the lessons of the left side.
In his teachings to Carlos, don Juan follows a definite plan of action that serves to shrink Carlos' tonal, expose him to the tonal, and teach him how to move back and forth between the two.  The procedure for splitting Carlos, thus freeing his nagual from the censorship of the tonal, involves shrinking his tonal by exposing it to the nagual of don Genaro.  Don Juan must constantly protect Carlos' tonal during this procedure, however, because of the threat to Carlos' life that such an exposure of his tonal to a double, a form of pure nagual, can create.  This dangerous procedure must take place in order for Carlos to proceed in his education, as he must first be split before he can learn lessons for the left side.  His jumping off the cliff is his final exam for this most important teaching of the right side, and the outcome of it will both test whether he has learned his lessons well and whether he can continue on and learn a great deal from the enormous untapped lessons of the left side. 

[свернуть]