А. С. КОНЧЕЕВ
Если, писал Декарт, я утверждаю, что не может быть горы без долины, то это не потому, что иначе и в самом деле быть не может, а только в силу того, что Бог дал мне такой разум, который не может не предполагать долины, когда говорится о горе.
Л. Шестов 'Афины и Иерусалим'.
"So bleibt es immer ein Skandal der Philosophiå und allgemeinen Menschenvernunft, das Dasein der Dinge auber uns blob auf Glauben annehmen zu mussen und, wenn es jemand einfällte es zu bezweifein, ihm keinen genugenden Beweis entgegenstellen zu können". (Для философии и вообще для человеческого разума всегда будет скандалом, что существование вещей вне нас остается для нас предметом веры и что, если кто-либо вздумает в нем сомневаться, мы не в состоянии доказать ему это существование.)
И. Кант 'Критика чистого разума'.
В комментариях к моему трактату "Великое Делание" Н. Шульгин задал мне откровенный и очень важный вопрос, мой обстоятельный ответ на который может способствовать лучшему пониманию всеми интересующимися моей сотериологической концепции. Это вопрос о смысле и возможности публичного декларирования солипсизма. Вот как сформулировал свой вопрос Н. Шульгин:"Уважаемый Александр Сергеевич! Я внимательно перечитал ваш трактат, и подумал - а вдруг все это - розыгрыш?! Неужели вы на самом деле, всерьез, имеете подобный образ мыслей?!.. Тем более что сама возможность "розыгрыша" в области онтологии и эзотерики вами не только не исключается, но даже проговаривается - вы знаете, о чем я говорю. Если же вы действительно разыгрываете читающую публику, то интересно, с какой целью?Разумеется, говоря о "розыгрыше", я имею в виду не вашу концепцию всеобщего разового спасения, которая по самому своему смыслу совершенно серьезна, так же как и альтернативная концепция Шульгина об изначальной мировой спасенности. В таких высоких областях бытийной абстракции чисто бытовое понятие "розыгрыша" вообще абсурдно и просто глупо по определению, поскольку совершенно бессмысленно и неприменимо. Нет, речь идет именно о вашей декларации солипсизма. Ведь солипсизм имеет смысл лишь как личный образ мыслей, а не то, с чем выходят на публику. Какой смысл выходить на публику (т. е. предполагать СУЩЕСТВОВАНИЕ этой самой публики) с текстом, утверждающим, что НИКАКОЙ ПУБЛИКИ НА САМОМ ДЕЛЕ НЕТ ВОВСЕ, помимо автора? Это явно абсурдное поведение, и мысли об очевидном "розыгрыше" и ФУНДАМЕНТАЛЬНОЙ НЕСЕРЬЕЗНОСТИ ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ САМОЙ СИТУАЦИИ возникают очень органично".Увы, я действительно имею подобный образ мыслей. Но, если я просто скажу: "Я никого не разыгрываю", - то этого явно будет недостаточно, такой ответ сам по себе может быть воспринят как очередной розыгрыш. Да, и вопрос поставлен шире - если не розыгрыш, то зачем? Поэтому постараюсь изложить мое понимание вопроса как можно обстоятельнее.Согласитесь, уважаемый Николай, что мотивы для обращения к почтеннейшей публике могут быть и у самого отпетого солипсиста. Ведь солипсизм это гносеологическая концепция, а не диагноз психиатра. Что с того, что я не могу знать, что собой представляют сами в себе объекты моего представления в моем уме? Разве от этого мне не будет больно, если они меня побьют, или я не буду голодать, если они не произведут для меня пищу? Может найтись достаточно веский мотив и для общения. Любая моя инициатива в этом направлении предопределяет ту или иную реакцию на нее. И мне, хоть и солипсисту, такая реакция может быть желательна. Это самые общие, но далеко не окончательные, соображения.Изложение концепции солипсизма, тому, нереальность кого якобы этой же концепцией и декларируется, никакой принципиальной невозможности такой стратегии действия не предполагает. Скажем, я вижу трещину на потолке и говорю ей, ты не трещина, а река Миссисипи (при этом совсем не важно, верю я в то, что эта трещина, упомянутая река или нет). И если в результате произнесения такой фразы, происходит некое желательное мне событие, пусть, например, появление у меня в кармане ста долларов, то почему бы мне эту фразу и не говорить? Я специально выдумал пример поабсурднее, чтобы тем яснее проиллюстрировать одну из своих основных мыслей.Как субъективно переживающее самоё себя существо я знаю только себя. И сколько я себя помню, со всех сторон мне внушается мысль, что другие люди суть внутри себя такие же существа, как и я. Это я сейчас говорю "внушается", на самом же деле это самая фундаментальная концепция в моем умозрении, имеющая во мне статус самой непреложной истины001. На этой истине построена вся моя практическая деятельность. Чтобы я не совершал, любая мысль, любое действие сопровождается, по большей части, неосознаваемым, но при этом совершенно неустранимым представлением о наличии в других точно такого же субъекта восприятия, каким я знаю себя. И вот во мне эта фундаментальная истина вдруг входит в противоречие с другой не менее для меня фундаментальной истиной о том, что "весь этот столь массивный мир висит на тоненькой ниточке моего индивидуального сознания", а, попросту говоря, находится у меня в голове, а голова, собственно, сама находится непонятно где, но видимо там же.Кажется, что вместе эти истины существовать не могут, что одна неизбежно дезавуирует другую. Логика неумолима. Практика есть критерий истины. Проклятие солипсизму.Но, дальнейшее исследование дела показывает мне, что, более непосредственной моей истиной является как раз всеми гонимая истина солипсизма, а противостоящая ей истина, собственно, общепринятое (А может только мое?) заблуждение.Немного поясню последнее утверждение. Существование других, кроме меня, субъектов проблематично и сомнительно, собственно, неизвестно. Все доказательства в пользу их существования, которые привожу себе я, и которые приводят мне они сами, косвенные. И по логике я могу исходить только из одной какой-нибудь альтернативной возможности (хотя практически всегда исхожу только из одной) и, как честный человек, должен заявить: "Не знаю". Но когда я смотрю на глыбу глины или на камень, я не предполагаю внутри них сходных со мной субъектов. В людях же я это предполагаю. Почему? Потому что они меня в этом уверяют, раз, и потому, что я наблюдаю в них внешнее сходство с собой, два. Если бы камень стал меня уверять, что он разумное, прекрасно осознающее себя существо, то по этой логике я должен бы был поверить и ему. Да большинство людей бы и поверило, говорит мне мой опыт. У меня же основания не верить ему только такие же, как и в отношении любого человека - я не могу войти к нему во внутрь и проверить его утверждения. В отношении же людей тут, кроме прямых заверений, существует множество ситуаций прямо вынуждающих меня исходить из наличия в них такого же точно духовного существа, каков я сам. Это хоть и говорит против солипсизма, но, тем не менее, его не опровергает.Ситуация такова. Наличие в находящихся в моем представлении людях такого же сознания как у меня недоказуемо и сомнительно, но признается всеми и мной совершенно несомненным, что неверно (это гипотеза). Наличие духа (самосознания) во мне для меня очевидно, а наличие его же, подобного моему, в световых бликах, звуках, тактильных, обонятельных и вкусовых ощущениях, находящихся, собственно, внутри меня же совершенно неочевидно и даже как-то странновато, но отрицание этого наличия почитается совершенно нелепым и даже чем-то вроде психического заболевания. Я бы и признал для простоты, что просто болен и меня следует лечить, если бы не несколько веских соображений.Солипсизм общеизвестен. Не прилагая особых усилий я находил многочисленные подтверждения солипсистской позиции (истины), которая в последней своей основе есть все-таки просто логическая конструкция, в книгах, философских и художественных произведениях и даже в речах других людей002, что не так уж оказывается и противоречиво. Достаточно только суждение это никому не навязывать. Обсуждая солипсизм с другими, я соглашался с их мнением, что как я могу считать их несуществующими, так и они могут высказывать точно такие сомнения в отношении меня. И такое положение ничего не доказывает и ничего не опровергает. Это совершенно неразрешимый логический парадокс. То есть даже строгий солипсизм не может отрицать гипотетическую возможность самостоятельного существования неких сущностей, соотносимых с являющимися и представляющимися ему объектами.И вот из этой логической погремушки в один прекрасный момент мне пришлось сделать весьма далеко идущие выводы, скажу честно, достаточно меня поразившие.Я увидел, что первая основная (антисолипсистская), не подвергаемая сомнению позиция, служит стабилизации мира, бытия, обеспечивает его нормальное и законосообразное движение и пребывание. Вторая же, солипсистская, для большинства нелепая, а для немногих проблематичная и скрываемая или необсуждаемая вчуже позиция играет большую роль и имеет очевидный смысл и значение в таких существенных для меня (и для многих) областях бытия, как мистика, магия и оккультизм. Не зря они у наиболее "трезвомыслящей" части общества подвергаются точно такой же обструкции, как и солипсизм. Втихаря всякие колдушки, экстрасенсы, гадалки, ясновидцы, вообще, разнообразные мистики и полумистики, используют солипсистскую концепцию в своих практических целях, тем самым, подтверждая ее практикой, но категорически (неискренне или по недомыслию) отрицая ее теоретически003. Может это и не очень очевидно, но большинство мистических феноменов, прекрасно засвидетельствованных и удостоверенных, отлично объясняются именно способностью отдельных личностей манипулировать внешним миром, исходя из того, что это собственно, их собственный внутренний мир004. Разумеется, утверждая наличие солипсических воззрений у других, я тем самым сам солипсизм как бы отрицаю. Но этот парадокс мне уже известен и признан мною неразрешимым, в то время как я сам, применяя солипсистские (магические по сути) принципы, получаю те же впечатляющие результаты.Да, о солипсизме говорить не следует, потому что это бессмысленно. Это аподиктически верное суждение. И вот, Николай Шульгин задает мне вполне резонный вопрос: как же я, вдруг, о нем говорю, да еще так много и настойчиво (Собственно, не так уж и много. А в "Великом Делании, вообще, почти не упоминаю.). И не разыгрываю ли я тем самым внимающую мне публику.Да, для целей мистики, магии, очень удобно и продуктивно считать, что все остальные люди только объекты, которыми можно управлять при помощи манипуляции своим собственным сознанием. Никакой дурак не стал бы заниматься этими вещами, если бы не надеялся получить от них какое-нибудь удовлетворение или выгоду. Тут диапазон самый широкий. Магией люди удовлетворяют, таким образом, свои страсти и страстишки. Мистикой могут удовлетворяться потребности духовного спокойствия и равновесия, специфического восторга даже. Мне представляется, что обычный истово молящийся верующий, надеясь быть услышанным Богом, тоже льет воду на мельницу солипсизма, никогда о нем, возможно, и не слышав. Ведь здесь он исходит из сверхзначимости своего духа. Он исходит из того, что он важен, значителен для Бога, иначе зачем бы Тот стал его слушать, да еще и выполнять какие-то его просьбы, просьбы ничтожного червя. Солипсизм же ведь не просто тупое отрицание существования других, а собственно беспримерное утверждение Себя. Сюда же присовокупляется и идея о едином во всех духе Божием, который столь таинственно нас устроил, что мы и одновременно и объект, и субъект, и бог, и червь.Забавно, что в Индии, этой Мекке субъективизма, зародилось знаменитое "тат твам аси" - "это есть ты", говоримое при указании на любое живое существо, в качестве, видимо, напоминания, что не ты только один существуешь на свете, но и другие тоже такие же субъекты, как и ты, не забывай. Да, собственно, примеров того, что солипсизм есть распространенная и небезразличная людям идея, несть числа. Некоторые представители буддизма оскорбляются, слыша, что буддизм есть субъективный идеализм и в выводах своих приводит к солипсизму. Но это - самая простая истина. Что такое Адвайта-веданта, утверждающая, что весь мир есть мировая иллюзия (майя), сон Брахмана, где каждый субъект, собственно, Единый Брахман видящий именно такой сон о таком субъекте? Однако история повторяется: говорить, упоминать о солипсизме крайне дурной тон. Некоторые, правда, простоватые ребята вроде Ауробиндо или Блаватской (на СИ из мыслителей это, скажем, Е. Березина) о нем надо полагать и слыхом не слыхали. У них все их магические (или научно-познавательные) штучки происходят по Божественному соизволению и из особой любви к ним Бога (или Духов, как в случае Блаватской), ну, или потому, что природа так устроена.Так, с чего же я-то заговорил? Разумеется, и я помалкивал до поры до времени, как Вы косвенно мне советуете, уважаемый Николай. Произошло же то, что с некоторого момента я осознал принципиально новую мистическую концепцию, которую назвал "Великое Делание". Концепция эта исходит из крайних форм мистического знания и базируется на крайних формах мистической практики. Я эту концепцию кратко изложил в нескольких произведениях.По моей мысли для осуществления Великого Делания Высший Адепт должен примирить в себе эти две описанные и изначально противоречащие друг другу концепции бытия и, воспользовавшись именно обеими, совершить его самоё.На самом деле я не солипсист. Я иррациональным образом признаю как истинные обе концепции. Но концепцию солипсизма и крайнего субъективизма считаю очень важной именно для мистической практики, подготовляющей Великое Делание. С другой стороны само Великое Делание подразумевает вполне объективное и независимое существование множества субъектов во вполне реальном объективном мире. Этих субъектов, а так же и самого себя и претендует спасти "одноразово" Высший Адепт, идя на Великое Делание. И совершить Великое Делание может любой Высший Адепт, а не только я, как я должен был бы решить для себя, будь я действительно строгим солипсистом и только солипсистом005. Я бываю им иногда, но далеко не всегда. Этот парадокс и противоречие для меня, собственно, фундаментальный факт, указывающий на нелогичность, трансцендентность бытия относительно мышления, его иррациональность, а потому и неверифицируемость моей концепции в русле классических философских и мистических парадигм006. А факты имеют свойство не только говорить, но еще и намекать.И потому Теория Великого Делания - не философия. Это парафилософия, потому что зиждется она на моем частном мистическом откровении, которому я придаю, в соответствии с общей абсурдистской007 структурой моего и вытекающего из него всеобщего бытия, всеобщий характер. Заметьте, что с точки зрения "нормальной", "обычной" логики я, разумеется, не должен всего этого говорить, опасаясь обвинений в безумии и прочем подобном. Но я ничего подобного не страшусь, нет необходимости. Я знаю, что на интуитивном уровне, где-то в глубине души, хоть немного склонной к мистике, обязательно должно возникнуть понимание и знание того, что если я и не во всем прав, то что-то в этом есть. Я же знаю всё точно и доподлинно008. Теперь окончательный ответ на вопрос Н. Шульгина:Декларируя свой солипсизм, я не собирался тем самым никого разыгрывать. Я знаю, что впадаю в неразрешимое рациональным путем противоречие, но из высших соображений примиряюсь с этим.Назвав же это эссе "Проклятие солипсизму", я, разумеется, пошутил.
001 Но если бы это была врожденная идея, то любое сомнение в ней было бы немыслимо, а оно мыслимо.
002 Недавно в частной переписке весьма неординарным человеком мне было сообщено следующее многозначительное откровение:
"Теперь о солипсизме. В детстве я читал "Детство" Толстого. В библиотеке отчима не было детских книг - я читал, увлекаясь процессом чтения, так же как сегодня люблю любое кино, которое гляжу на большом экране, то есть могу наслаждаться одним только мнимым движением серебра. В "Детстве" - нарочно не хочу сверяться с памятью, доверяя ошибкам - Толстой говорит о тайне, которую скрывают взрослые: это тайна, что кроме тебя, нет никого и ничего. И если бы удалось оглянуться достаточно быстро, то мы бы сумели поймать взглядом краешек сокровеннейшей пустоты. Если же об этом пытаться говорить и верить, что действительно так - одна пустота и одно воображение - то вещь эта окажется давно известной взрослым и будет называться солипсизмом. Но лучше об этом не говорить, потому что тебя немедленно начнут в солипсизме разубеждать, вынимать соринку из глаза. Два учения - солипсизм и атеизм - всегда оказывались на задворках философии: первое было игрушкой, как парадоксы Зенона, а второе - совершенным злом. Когда я прочел о переживании солипсизма у Толстого, то схватил себя за нос - всё то же переживалось и мной. И вот это-то - всеобщие тайны, о которых может говорить одна только литература, говорить так, что мурашки бегут по коже, и ты еще не знаешь, хорошо это или плохо - сделало меня самого человеком пишущим.
Вероятно, с того времени я убежден, что только сокровенное может быть предметом литературы, и [есть] только одно лицо, обращенное к тебе, и обращенное таким образом, что тебя нет, и если ты однако существуешь, то в качестве только этого лица".
003 Рациональная наука постоянно натыкается на разнообразные онтологические странности. Я уж не говорю о Зеноне. Есть теорема Гёделя, есть парадоксы математики в теории множеств, есть копенгагенская интерпретация Нильса Бора, по мнению некоторых прямо ведущая к солипсизму, есть теория нелокальных взаимодействий в физике и т. п.
004 Это концепция изложена еще в "Изумрудной скрижали" Гермеса Триждывеличайшего. Что наверху подобно тому, что внизу. И обычно трактуется в оккультизме как подобие (а, может, и полное равенство) микрокосма макрокосму.
005 Я уже писал где-то, что для всех, исключая Высшего Адепта, совершающего Великое Делание, последнее будет выглядеть как мгновенное и окончательное спасение по ничем не обоснованной бесконечной божьей милости.
006 Здесь возникает парадокс сходный с уже разобранным солипситским. Если я иррационалист, то как я могу пользоваться рациональным мышлением и рациональными доводами для обоснования чего бы то ни было? Приходится признать, что рациональность и иррациональность собственно все те же гора и долина из рассуждения Декарта, и на каком-то этапе мистического созерцания и озарения преотлично снимаются.
007 Знаменитый русский философ Л. Шестов на протяжении всей жизни отстаивал удивительнейшую теорию. Теорию того, что следует отказаться от всякой рациональности (он наиболее часто говорил "от разума") и предаться Вере. Абсурдной Вере. И тогда Всё станет возможно. Мне кажется, его никто не понимал. Или понимали догматически, как апологию церковного теизма. Он не объяснял, как это сделать. Очевидно, да, и по его собственным признаниям, сам он к такой Вере так и не пришел. Не добился ее и умер так же, как и все прочие люди. Но утверждал он категорически, что если добиться ее, возможно будет всё. Я внимательно прочитал его сочинения. И когда смеялся, когда восхищался, часто возмущался (говорил, вот дурак, вот глупец), но не почувствовать в его поиске и открытии что-то родственное моим устремлениям и находкам, я не смог.
008 Каков наглец!?
