Забавный автор - КОНЧЕЕВ А. С.

[fidel]

Занятный автор пишет философскую публицистику, достаточно живенько
я в данейшем добавлю в эту тему еще его текстов как просмотрю
для начала
КОНЧЕЕВ А. С.
СОЛИПСИЗМ

Апрельским плачем изойду,
И станет беспощадно ясно:
Прекрасна жизнь — как на беду! —
Да, жизнь прекрасна,
Жизнь прекрасна...
Какое небо — во всю грудь!
И сколько боли! Сколько боли!
И снова под ногами — Путь,
И колокол гудит:
ДОКОЛЕ?

А. Брунько.

Изнутри же мы наблюдаем внутренний диалог. Наши мысли это разговор с самим собой. Тезис — антитезис — синтез. Это происходит когда быстро, когда медленно, когда качественно, когда не очень, но принцип мышления именно таков — диалог. Даже когда непосредственно, интуитивно, может быть в сложных образах, постигается нечто, то это тоже диалог самого содержания постигаемого с тем, кто постигает, и сравнение с тем или противопоставление тому, что уже известно или находится в этот момент в разработке у сознания.
Общение с другими отличается от внутреннего диалога только своей специфической формой. Это переход с автономного режима работы в онлайновый. Знаковая информация перерабатывается и выступает в виде 'чужих' мыслей, выступает в виде того, что пришло 'из вне', хотя наши собственные мысли тоже приходят 'из вне', что, как правило, не осознается.

'Нет ничего несомненнее того факта, что никто и никогда не может вылезть из себя, чтобы непосредственно отождествиться с предметами, отличными от него' [Артур Шопенгауэр. Мир как воля и представление (2-й том). С-Петербург, 1893, с. 5]

"Когда индивидуум ощущает страх смерти, тогда собственно представляется редкое и даже забавное зрелище, — именно то, что владыка миров, который наполняет своим существом все и через которого только все, что есть, имеет существование, — робеет и боится погибнуть, погрузиться в бездны вечного ничто; — тогда как на самом деле всё полно им и нет места, где бы его не было, — нет существа, в котором бы он не жил, так как не бытие держит его, а он бытие; — он тоскует в страхе смерти, охватывающем индивидуума, так как и он подвержен ошибочному представлению, возникшему через principium individuationis, будто бы его существование ограничено существованием в данную минуту умирающего существа; но и эта иллюзия принадлежит к числу тех тяжелых снов, в которые он погружается как воля к жизни. Умирающему можно было бы сказать: "Ты перестаешь быть чем-то; но ты сделал бы лучше, если бы никогда не делался этим"" [Артур Шопенгауэр. Мир как воля и представление (2-й том). Глава XLI. Смерть и ее отношение к неразрушимости нашего существа в себе. С-Петербург, 1893, с. 608].

[fidel]

А. С. КОНЧЕЕВ
ПРОКЛЯТИЕ СОЛИПСИЗМУ
или ответ Н. Шульгину на его справедливые упреки

Спойлер

Если, писал Декарт, я утверждаю, что не может быть горы без долины, то это не потому, что иначе и в самом деле быть не может, а только в силу того, что Бог дал мне такой разум, который не может не предполагать долины, когда говорится о горе.
Л. Шестов 'Афины и Иерусалим'.


"So bleibt es immer ein Skandal der Philosophiå und allgemeinen Menschenvernunft, das Dasein der Dinge auber uns blob auf Glauben  annehmen zu mussen und, wenn es jemand einfällte es zu bezweifein, ihm keinen genugenden Beweis entgegenstellen zu können". (Для философии и вообще для человеческого разума всегда будет скандалом, что существование вещей вне нас остается для нас предметом веры и что, если кто-либо вздумает в нем сомневаться, мы не в состоянии доказать ему это существование.)
И. Кант 'Критика чистого разума'.
В комментариях к моему трактату "Великое Делание" Н. Шульгин задал мне откровенный и очень важный вопрос, мой обстоятельный ответ на который может способствовать лучшему пониманию всеми интересующимися моей сотериологической концепции. Это вопрос о смысле и возможности публичного декларирования солипсизма. Вот как сформулировал свой вопрос Н. Шульгин:"Уважаемый Александр Сергеевич! Я внимательно перечитал ваш трактат, и подумал - а вдруг все это - розыгрыш?! Неужели вы на самом деле, всерьез, имеете подобный образ мыслей?!.. Тем более что сама возможность "розыгрыша" в области онтологии и эзотерики вами не только не исключается, но даже проговаривается - вы знаете, о чем я говорю. Если же вы действительно разыгрываете читающую публику, то интересно, с какой целью?Разумеется, говоря о "розыгрыше", я имею в виду не вашу концепцию всеобщего разового спасения, которая по самому своему смыслу совершенно серьезна, так же как и альтернативная концепция Шульгина об изначальной мировой спасенности. В таких высоких областях бытийной абстракции чисто бытовое понятие "розыгрыша" вообще абсурдно и просто глупо по определению, поскольку совершенно бессмысленно и неприменимо. Нет, речь идет именно о вашей декларации солипсизма. Ведь солипсизм имеет смысл лишь как личный образ мыслей, а не то, с чем выходят на публику. Какой смысл выходить на публику (т. е. предполагать СУЩЕСТВОВАНИЕ этой самой публики) с текстом, утверждающим, что НИКАКОЙ ПУБЛИКИ НА САМОМ ДЕЛЕ НЕТ ВОВСЕ, помимо автора? Это явно абсурдное поведение, и мысли об очевидном "розыгрыше" и ФУНДАМЕНТАЛЬНОЙ НЕСЕРЬЕЗНОСТИ ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ САМОЙ СИТУАЦИИ возникают очень органично".Увы, я действительно имею подобный образ мыслей. Но, если я просто скажу: "Я никого не разыгрываю", - то этого явно будет недостаточно, такой ответ сам по себе может быть воспринят как очередной розыгрыш. Да, и вопрос поставлен шире - если не розыгрыш, то зачем? Поэтому постараюсь изложить мое понимание вопроса как можно обстоятельнее.Согласитесь, уважаемый Николай, что мотивы для обращения к почтеннейшей публике могут быть и у самого отпетого солипсиста. Ведь солипсизм это гносеологическая концепция, а не диагноз психиатра. Что с того, что я не могу знать, что собой представляют сами в себе объекты моего представления в моем уме? Разве от этого мне не будет больно, если они меня побьют, или я не буду голодать, если они не произведут для меня пищу? Может найтись достаточно веский мотив и для общения. Любая моя инициатива в этом направлении предопределяет ту или иную реакцию на нее. И мне, хоть и солипсисту, такая реакция может быть желательна. Это самые общие, но далеко не окончательные, соображения.Изложение концепции солипсизма, тому, нереальность кого якобы этой же концепцией и декларируется, никакой принципиальной невозможности такой стратегии действия не предполагает. Скажем, я вижу трещину на потолке и говорю ей, ты не трещина, а река Миссисипи (при этом совсем не важно, верю я в то, что эта трещина, упомянутая река или нет). И если в результате произнесения такой фразы, происходит некое желательное мне событие, пусть, например, появление у меня в кармане ста долларов, то почему бы мне эту фразу и не говорить? Я специально выдумал пример поабсурднее, чтобы тем яснее проиллюстрировать одну из своих основных мыслей.Как субъективно переживающее самоё себя существо я знаю только себя. И сколько я себя помню, со всех сторон мне внушается мысль, что другие люди суть внутри себя такие же существа, как и я. Это я сейчас говорю "внушается", на самом же деле это самая фундаментальная концепция в моем умозрении, имеющая во мне статус самой непреложной истины001. На этой истине построена вся моя практическая деятельность. Чтобы я не совершал, любая мысль, любое действие сопровождается, по большей части, неосознаваемым, но при этом совершенно неустранимым представлением о наличии в других точно такого же субъекта восприятия, каким я знаю себя. И вот во мне эта фундаментальная истина вдруг входит в противоречие с другой не менее для меня фундаментальной истиной о том, что "весь этот столь массивный мир висит на тоненькой ниточке моего индивидуального сознания", а, попросту говоря, находится у меня в голове, а голова, собственно, сама находится непонятно где, но видимо там же.Кажется, что вместе эти истины существовать не могут, что одна неизбежно дезавуирует другую. Логика неумолима. Практика есть критерий истины. Проклятие солипсизму.Но, дальнейшее исследование дела показывает мне, что, более непосредственной моей истиной является как раз всеми гонимая истина солипсизма, а противостоящая ей истина, собственно, общепринятое (А может только мое?) заблуждение.Немного поясню последнее утверждение. Существование других, кроме меня, субъектов проблематично и сомнительно, собственно, неизвестно. Все доказательства в пользу их существования, которые привожу себе я, и которые приводят мне они сами, косвенные. И по логике я могу исходить только из одной какой-нибудь альтернативной возможности (хотя практически всегда исхожу только из одной) и, как честный человек, должен заявить: "Не знаю". Но когда я смотрю на глыбу глины или на камень, я не предполагаю внутри них сходных со мной субъектов. В людях же я это предполагаю. Почему? Потому что они меня в этом уверяют, раз, и потому, что я наблюдаю в них внешнее сходство с собой, два. Если бы камень стал меня уверять, что он разумное, прекрасно осознающее себя существо, то по этой логике я должен бы был поверить и ему. Да большинство людей бы и поверило, говорит мне мой опыт. У меня же основания не верить ему только такие же, как и в отношении любого человека - я не могу войти к нему во внутрь и проверить его утверждения. В отношении же людей тут, кроме прямых заверений, существует множество ситуаций прямо вынуждающих меня исходить из наличия в них такого же точно духовного существа, каков я сам. Это хоть и говорит против солипсизма, но, тем не менее, его не опровергает.Ситуация такова. Наличие в находящихся в моем представлении людях такого же сознания как у меня недоказуемо и сомнительно, но признается всеми и мной совершенно несомненным, что неверно (это гипотеза). Наличие духа (самосознания) во мне для меня очевидно, а наличие его же, подобного моему, в световых бликах, звуках, тактильных, обонятельных и вкусовых ощущениях, находящихся, собственно, внутри меня же совершенно неочевидно и даже как-то странновато, но отрицание этого наличия почитается совершенно нелепым и даже чем-то вроде психического заболевания. Я бы и признал для простоты, что просто болен и меня следует лечить, если бы не несколько веских соображений.Солипсизм общеизвестен. Не прилагая особых усилий я находил многочисленные подтверждения солипсистской позиции (истины), которая в последней своей основе есть все-таки просто логическая конструкция, в книгах, философских и художественных произведениях и даже в речах других людей002, что не так уж оказывается и противоречиво. Достаточно только суждение это никому не навязывать. Обсуждая солипсизм с другими, я соглашался с их мнением, что как я могу считать их несуществующими, так и они могут высказывать точно такие сомнения в отношении меня. И такое положение ничего не доказывает и ничего не опровергает. Это совершенно неразрешимый логический парадокс. То есть даже строгий солипсизм не может отрицать гипотетическую возможность самостоятельного существования неких сущностей, соотносимых с являющимися и представляющимися ему объектами.И вот из этой логической погремушки в один прекрасный момент мне пришлось сделать весьма далеко идущие выводы, скажу честно, достаточно меня поразившие.Я увидел, что первая основная (антисолипсистская), не подвергаемая сомнению позиция, служит стабилизации мира, бытия, обеспечивает его нормальное и законосообразное движение и пребывание. Вторая же, солипсистская, для большинства нелепая, а для немногих проблематичная и скрываемая или необсуждаемая вчуже позиция играет большую роль и имеет очевидный смысл и значение в таких существенных для меня (и для многих) областях бытия, как мистика, магия и оккультизм. Не зря они у наиболее "трезвомыслящей" части общества подвергаются точно такой же обструкции, как и солипсизм. Втихаря всякие колдушки, экстрасенсы, гадалки, ясновидцы, вообще, разнообразные мистики и полумистики, используют солипсистскую концепцию в своих практических целях, тем самым, подтверждая ее практикой, но категорически (неискренне или по недомыслию) отрицая ее теоретически003. Может это и не очень очевидно, но большинство мистических феноменов, прекрасно засвидетельствованных и удостоверенных, отлично объясняются именно способностью отдельных личностей манипулировать внешним миром, исходя из того, что это собственно, их собственный внутренний мир004. Разумеется, утверждая наличие солипсических воззрений у других, я тем самым сам солипсизм как бы отрицаю. Но этот парадокс мне уже известен и признан мною неразрешимым, в то время как я сам, применяя солипсистские (магические по сути) принципы, получаю те же впечатляющие результаты.Да, о солипсизме говорить не следует, потому что это бессмысленно. Это аподиктически верное суждение. И вот, Николай Шульгин задает мне вполне резонный вопрос: как же я, вдруг, о нем говорю, да еще так много и настойчиво (Собственно, не так уж и много. А в "Великом Делании, вообще, почти не упоминаю.). И не разыгрываю ли я тем самым внимающую мне публику.Да, для целей мистики, магии, очень удобно и продуктивно считать, что все остальные люди только объекты, которыми можно управлять при помощи манипуляции своим собственным сознанием. Никакой дурак не стал бы заниматься этими вещами, если бы не надеялся получить от них какое-нибудь удовлетворение или выгоду. Тут диапазон самый широкий. Магией люди удовлетворяют, таким образом, свои страсти и страстишки. Мистикой могут удовлетворяться потребности духовного спокойствия и равновесия, специфического восторга даже. Мне представляется, что обычный истово молящийся верующий, надеясь быть услышанным Богом, тоже льет воду на мельницу солипсизма, никогда о нем, возможно, и не слышав. Ведь здесь он исходит из сверхзначимости своего духа. Он исходит из того, что он важен, значителен для Бога, иначе зачем бы Тот стал его слушать, да еще и выполнять какие-то его просьбы, просьбы ничтожного червя. Солипсизм же ведь не просто тупое отрицание существования других, а собственно беспримерное утверждение Себя. Сюда же присовокупляется и идея о едином во всех духе Божием, который столь таинственно нас устроил, что мы и одновременно и объект, и субъект, и бог, и червь.Забавно, что в Индии, этой Мекке субъективизма, зародилось знаменитое "тат твам аси" - "это есть ты", говоримое при указании на любое живое существо, в качестве, видимо, напоминания, что не ты только один существуешь на свете, но и другие тоже такие же субъекты, как и ты, не забывай. Да, собственно, примеров того, что солипсизм есть распространенная и небезразличная людям идея, несть числа. Некоторые представители буддизма оскорбляются, слыша, что буддизм есть субъективный идеализм и в выводах своих приводит к солипсизму. Но это - самая простая истина. Что такое Адвайта-веданта, утверждающая, что весь мир есть мировая иллюзия (майя), сон Брахмана, где каждый субъект, собственно, Единый Брахман видящий именно такой сон о таком субъекте? Однако история повторяется: говорить, упоминать о солипсизме крайне дурной тон. Некоторые, правда, простоватые ребята вроде Ауробиндо или Блаватской (на СИ из мыслителей это, скажем, Е. Березина) о нем надо полагать и слыхом не слыхали. У них все их магические (или научно-познавательные) штучки происходят по Божественному соизволению и из особой любви к ним Бога (или Духов, как в случае Блаватской), ну, или потому, что природа так устроена.Так, с чего же я-то заговорил? Разумеется, и я помалкивал до поры до времени, как Вы косвенно мне советуете, уважаемый Николай. Произошло же то, что с некоторого момента я осознал принципиально новую мистическую концепцию, которую назвал "Великое Делание". Концепция эта исходит из крайних форм мистического знания и базируется на крайних формах мистической практики. Я эту концепцию кратко изложил в нескольких произведениях.По моей мысли для осуществления Великого Делания Высший Адепт должен примирить в себе эти две описанные и изначально противоречащие друг другу концепции бытия и, воспользовавшись именно обеими, совершить его самоё.На самом деле я не солипсист. Я иррациональным образом признаю как истинные обе концепции. Но концепцию солипсизма и крайнего субъективизма считаю очень важной именно для мистической практики, подготовляющей Великое Делание. С другой стороны само Великое Делание подразумевает вполне объективное и независимое существование множества субъектов во вполне реальном объективном мире. Этих субъектов, а так же и самого себя и претендует спасти "одноразово" Высший Адепт, идя на Великое Делание. И совершить Великое Делание может любой Высший Адепт, а не только я, как я должен был бы решить для себя, будь я действительно строгим солипсистом и только солипсистом005. Я бываю им иногда, но далеко не всегда. Этот парадокс и противоречие для меня, собственно, фундаментальный факт, указывающий на нелогичность, трансцендентность бытия относительно мышления, его иррациональность, а потому и неверифицируемость моей концепции в русле классических философских и мистических парадигм006. А факты имеют свойство не только говорить, но еще и намекать.И потому Теория Великого Делания - не философия. Это парафилософия, потому что зиждется она на моем частном мистическом откровении, которому я придаю, в соответствии с общей абсурдистской007 структурой моего и вытекающего из него всеобщего бытия, всеобщий характер. Заметьте, что с точки зрения "нормальной", "обычной" логики я, разумеется, не должен всего этого говорить, опасаясь обвинений в безумии и прочем подобном. Но я ничего подобного не страшусь, нет необходимости. Я знаю, что на интуитивном уровне, где-то в глубине души, хоть немного склонной к мистике, обязательно должно возникнуть понимание и знание того, что если я и не во всем прав, то что-то в этом есть. Я же знаю всё точно и доподлинно008. Теперь окончательный ответ на вопрос Н. Шульгина:Декларируя свой солипсизм, я не собирался тем самым никого разыгрывать. Я знаю, что впадаю в неразрешимое рациональным путем противоречие, но из высших соображений примиряюсь с этим.Назвав же это эссе "Проклятие солипсизму", я, разумеется, пошутил.

001 Но если бы это была врожденная идея, то любое сомнение в ней было бы немыслимо, а оно мыслимо.
002 Недавно в частной переписке весьма неординарным человеком мне было сообщено следующее многозначительное откровение:
"Теперь о солипсизме. В детстве я читал "Детство" Толстого. В библиотеке отчима не было детских книг - я читал, увлекаясь процессом чтения, так же как сегодня люблю любое кино, которое гляжу на большом экране, то есть могу наслаждаться одним только мнимым движением серебра. В "Детстве" - нарочно не хочу сверяться с памятью, доверяя ошибкам - Толстой говорит о тайне, которую скрывают взрослые: это тайна, что кроме тебя, нет никого и ничего. И если бы удалось оглянуться достаточно быстро, то мы бы сумели поймать взглядом краешек сокровеннейшей пустоты. Если же об этом пытаться говорить и верить, что действительно так - одна пустота и одно воображение - то вещь эта окажется давно известной взрослым и будет называться солипсизмом. Но лучше об этом не говорить, потому что тебя немедленно начнут в солипсизме разубеждать, вынимать соринку из глаза. Два учения - солипсизм и атеизм - всегда оказывались на задворках философии: первое было игрушкой, как парадоксы Зенона, а второе - совершенным злом. Когда я прочел о переживании солипсизма у Толстого, то схватил себя за нос - всё то же переживалось и мной. И вот это-то - всеобщие тайны, о которых может говорить одна только литература, говорить так, что мурашки бегут по коже, и ты еще не знаешь, хорошо это или плохо - сделало меня самого человеком пишущим.
Вероятно, с того времени я убежден, что только сокровенное может быть предметом литературы, и [есть] только одно лицо, обращенное к тебе, и обращенное таким образом, что тебя нет, и если ты однако существуешь, то в качестве только этого лица".
003 Рациональная наука постоянно натыкается на разнообразные онтологические странности. Я уж не говорю о Зеноне. Есть теорема Гёделя, есть парадоксы математики в теории множеств, есть копенгагенская интерпретация Нильса Бора, по мнению некоторых прямо ведущая к солипсизму, есть теория нелокальных взаимодействий в физике и т. п.
004 Это концепция изложена еще в "Изумрудной скрижали" Гермеса Триждывеличайшего. Что наверху подобно тому, что внизу. И обычно трактуется в оккультизме как подобие (а, может, и полное равенство) микрокосма макрокосму.
005 Я уже писал где-то, что для всех, исключая Высшего Адепта, совершающего Великое Делание, последнее будет выглядеть как мгновенное и окончательное спасение по ничем не обоснованной бесконечной божьей милости.
006 Здесь возникает парадокс сходный с уже разобранным солипситским. Если я иррационалист, то как я могу пользоваться рациональным мышлением и рациональными доводами для обоснования чего бы то ни было? Приходится признать, что рациональность и иррациональность собственно все те же гора и долина из рассуждения Декарта, и на каком-то этапе мистического созерцания и озарения преотлично снимаются.
007 Знаменитый русский философ Л. Шестов на протяжении всей жизни отстаивал удивительнейшую теорию. Теорию того, что следует отказаться от всякой рациональности (он наиболее часто говорил "от разума") и предаться Вере. Абсурдной Вере. И тогда Всё станет возможно. Мне кажется, его никто не понимал. Или понимали догматически, как апологию церковного теизма. Он не объяснял, как это сделать. Очевидно, да, и по его собственным признаниям, сам он к такой Вере так и не пришел. Не добился ее и умер так же, как и все прочие люди. Но утверждал он категорически, что если добиться ее, возможно будет всё. Я внимательно прочитал его сочинения. И когда смеялся, когда восхищался, часто возмущался (говорил, вот дурак, вот глупец), но не почувствовать в его поиске и открытии что-то родственное моим устремлениям и находкам, я не смог.
008 Каков наглец!?

[свернуть]

[fidel]

у А. С. КОНЧЕЕВА достатоно забавная позиция, но почему то при весьма странной формулировке
Не кажется вам что он как и все личности путает психику и сознание ?
Еще один еего текст
Три гипотезы и моя окончательная истина

Спойлер

Концепция Великого Делания исходит из того, что все бесконечное многообразие психологических состояний человека можно свести к простому диполю: хочу-не хочу. Причем 'не хочу' может принимать сколь угодно изощренные и невообразимые по своей интенсивности формы. Испытывающий любые телесные страдания не просто испытывает нечто, что предпочел бы не испытывать, а совершенно непосредственно не хочет, ненавидит им испытываемое, фактически превращается в этот момент в чистое нехотение.

То же можно сказать и о душевных терзаниях. Терзающийся вопиёт: 'Не хочу, проклинаю, сгинь всё!' Но мир стоит невозмутимо. Плевать ему на все вопли и терзания.

Из этого простого эмпирического факта разум выводит три гипотезы.

***

Первая, самая распространенная, та, что мы просто червячки ('Козявки из белковой материи'. А.С. Шленский.). Мыслящая и чувствующая плесень, порожденная природой. (Мыслящий тростник по Паскалю, сотворенный Богом.)

О природе же мы можем знать примерно столько же, сколько сами занимаем места в природе. То есть, исчезающе мало. Но узнай мы даже бесконечно много, это ничего не может изменить в природе вещей - мы родились ненадолго, чтобы вскорости исчезнуть. Дальше можно ничего не исследовать, кроме увлекательных возможностей продлить жизнь, уменьшить количество страданий и увеличить количество удовольствий. Это воззрение стоиков, материалистов и эпикурейцев, т. е. всех гедонистов[1].

Вторая гипотеза, тоже достаточно распространенная, смотрит на человека как на дитя божие, как на духовную сущность, порожденную другой Великой духовной сущностью. Поскольку Бог, т. е. Верховная Духовная Сущность, признается неизмеримо превосходящей человека по своим свойствам, то и спроса с нее никакого быть не может. Человеку следует склонить голову перед превосходящей его силой и постараться понять, что же надо сделать такого, чтобы угодить этой сущности, чтобы она поменьше дала ему страданий и побольше... нет, не наслаждений, а хотя бы покоя. Такое понимание неизбежно допускает некое посмертное бытие, вполне возможное для духа, при соизволении на то духа верховного. Это и плохо и хорошо. Хорошо потому, что человеку свойственно бояться смерти, а значит, появившаяся возможность посмертия с одной стороны утешительна, с другой же стороны, посмертие это плохо, вследствие своей полной неопределенности, и вполне может быть таковым, что лучше б его вообще не было (вот откуда представления об аде, т. е. бесконечном и абсолютном страдании). Воззрение это не безосновно и базируется на том факте, что любой человек внутри себя обнаруживает нечто, что явно не является природой и материей, но в то же время никак не объясняет обладателю его, что же оно такое. Этим и живут жрецы, взяв на себя эту приятную обязанность, растолковывать не жрецам, что же это такое душа.

Третья гипотеза выдвинута мной и гласит, что верховный дух, сотворив души и материю, ошибся, совершил внутренне противоречивое действие, противоречащее его внутренней самодостаточности. Потому-то в этом мире все духовные сущности в той или иной мере страдают, что каждая из них является в то же время и верховной духовной сущностью тоже. Это дико и ненормально. Любой непредвзятый и трезвомыслящий человек это тем или иным образом чувствует, чувствует, что он, да и весь мир должен быть блажен, а он не блажен. Далее моя гипотеза развивается в теорию спасения, по которой верховная духовная сущность стремится уничтожить, исправить свою ошибку и непременно сделает это. Собственно видимо это уже удавалось ей не раз, но потом ошибка совершалась снова и снова, как это описано в индуистском мифе о бесконечном чередовании дней и ночей Брамы. Конец проявленного мира в пралайе слишком прямолинеен и предопределен, а потому неизбежно порождает новое творение. По моей гипотезе верховная духовная сущность не может остановить этот автоколебательный процесс смены кальп без вмешательства третьей силы. Но поскольку никакой такой силы нет и быть не может, то процесс этот продолжается и, казалось бы, должен продолжаться бесконечно. Однако я увидел, что такая третья сила может возникнуть, вернее ее роль может выполнить как бы квазитретья сила, образованная в недрах самого несовершенного бытия. Собственно, каждая кальпа пытается создать ее и потому стать последней, но это ей не удается из-за того, что конец ее наступает раньше, чем в ком-либо вызревает понятие об этом и появится соответствующая этому сила, могущая сыграть роль третьего фактора. Все сами по себе бессмысленные и зачастую абсурдные процессы, происходящие в мире, во время его пребывания в воплощении до очередного развоплощения, по сути дела направлены только к одному - породить то, что его окончательно уравновесит и окончательно вернет к самому себе.

(Богословские теории о бунте Люцифера не есть ли предугадывание возникновения такой третьей силы. У Бёме бунт Люцифера заканчивается огрублением духовного и возникновением материальной природы, в которую дух закован, как в кандалы. Но как же ему спастись? Не духовным ли усилием, высвобождающим дух из бытия и становления?)

Я представляю себе некоего идеального мыслителя, созерцающего эти гипотезы. Не сомневаюсь, что такой мыслитель может на основе каждой из них образовать дополнительные гипотезы и любоваться ими до бесконечности. А может и перестать их созерцать и заняться чем-нибудь еще. В мире нет идеальных мыслителей, и потому каждый человек занимается, кроме обдумывания тех или иных гипотез, еще и своей жизнью и жизненными проблемами. Я же созерцаю не гипотезу, а то, что знаю и то, что представляется мне несомненным. Гипотезы меня с детства не устраивали, всегда хотелось добраться до истины.

То, что описал в качестве двух первых гипотез, никак меня не устраивает. В сущности, обе они сводятся к безнадежнейшему агностицизму. И его мне пришлось бы признать, если бы мне не открылось иное знание, об иных реалиях. Знание старое, как мир, знание, данное в откровениях Вед и Упанишад. Знание об Абсолюте, который есть все, и знание о мире и населяющих его существах, которые есть временное и случайное образование, которое в ведической традиции совершенно точно называется 'майя', т.е. мировая иллюзия.

***

Я написал это эссе под впечатлением от двух без сомнения выдающихся рассказов В. Пелевина, находящихся в его произведении 'ДИАЛЕКТИКА ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА ИЗ НИОТКУДА В НИКУДА'. Здесь я помещаю свое мнение о них, а читателю предлагаю догадаться, что же в них заставило меня приступить к писанию.

'ЗАПИСЬ О ПОИСКЕ ВЕТРА'
Рассказ Пелевина 'Запись о поиске ветра' очень глубокомысленен. Суть его сводится к гипотезе, что все мы, все бытие это тень от тени, которая является своей собственной тенью. И потому все слова, все умствования никогда ничего не откроют и не объяснят. Само желание объяснять, 'искать истину' и порождает объяснение и истину и вместе с ними и невозможность их окончательной формулировки. Такая вот безотрадная ситуация, описанная не только Пелевиным, а и Лао-цзы, и Чжуан-цзы, Буддой, Бодхидхармой, Хуэй-Ненем и всеми остальными, кончая Суратом.

И в то же время рассказ этот содержит в своем теле совсем не призрачные реалии. Это реалии жизни. Это политические волнения в Поднебесной. Это беседы Учителя с учеником, это попытки изложить истину, открывшуюся ученику после приема некоего психоделического вещества. В конце концов, это совершенно реальная жизнь, с чаем, опрокидыванием доски, ветром, горами, ночью и днем, реками и городами. Да, все меняется, да, наверное, есть некий непостижимый и в то же время такой явственный Путь. Мудр студент и искренен, но в то же время каким-то странным образом слеп. Если нет ничего кроме ветра, то, что такое трава, небо, облака, его Учитель и он сам? Я не согласен с этой великой мудростью, хотя в свое время отдал ей ее дань. И, тем не менее, рассказ Пелевина гениален. После него по этой теме, кажется, больше нечего говорить.

'ФОКУС-ГРУППА'
Этот рассказ можно было бы посчитать юмористическим, если бы не тяжкий его подспудный драматизм. Собственно, это иллюстрация некоей модификации кастанедовской идеи, изложенной К. Кастанедой в 'Даре Орла'. (Некая сила порождает все Осознания, чтобы после смерти их поглотить.) Меня этот рассказ привлек обнаженностью идеи, об упомянутой в моем эссе дипольности психологических состояний. Сейчас я не хочу его анализировать. Конец рассказа неопределен. Я же полагаю, что быть поглощенным Орлом в качестве осознания, ничем не хуже, чем перейти в нирвану после праведной жизни.
--------------------------------------------------------------------------------
[1] Я отнес стоиков к гедонистам вполне последовательно. У них отсутствует ярко выраженная метафизика, а смыслом жизни служит, собственно, простое проживание жизни с наименее возможными беспокойствами. Что это как не гедонизм?

[свернуть]

[fidel]

Личностное восприятие ественным образом не может посредством
каких либо действий выйти за свои границы, видимо поэтому обычное
для индуизма представление о сознании как "ВСЁМ" достаточно сложно
принять личности.

[fidel]

эссе
А.С. КОНЧЕЕВ
МНЕНИЕ ШОПЕНГАУЭРА О ТЕОРЕТИЧЕСКОМ ЭГОИЗМЕ (СОЛИПСИЗМЕ) И О ЕГО ПРОТИВОСТОЯНИИ ЗАДАЧЕ ФИЛОСОФИИ

Спойлер

Теоретическим эгоизмом Шопенгауэр называл то, что сейчас принято называть солипсизмом. Термин Шопенгауэра строг, вполне определен, и поэтому нравится мне больше расплывчатого «солипсизм».

Человеку, знающему гелиоцентрическое устройство солнечной системы, может быть тяжко и даже отвратительно разъяснять невежде, что Земля вовсе не плоская, как блин, и не лежит на трех китах. Вряд ли это и вообще стоит делать.

Шопенгауэр писал свой труд все-таки для философов (таких как Декарт, Беркли, Локк, Спиноза, Кант), но он отлично понимал то, что неизбежно его труд будет встречен сплоченными рядами невежд, конформистов и просто приспособленцев от философии, ни в какой философии, собственно, не нуждающихся, и в глубине души искренне считающих, что в ней и вообще никто не нуждается.

Постоянно Шопенгауэр подчеркивает, что истинная философия начинается c совершенно несомненного постулата о взаимоотношении субъекта и объекта, постулата о том, что объект без субъекта существовать не может, как и наоборот. И при этом он вполне отдает себе отчет, что знание это, столь лично для него несомненное, вовсе не столь же несомненно даже и для вполне добросовестных исследователей, его современников. Поэтому основной труд Шопенгауэра «Мир как воля и представление» насколько блестящ, настолько же и предельно обстоятелен.
--------------------------------------------------------------------------------
Здесь я хочу коснуться проблемы теоретического эгоизма в трактовке Шопенгауэра, а так же показать, что Шопенгауэр понимает под философским познанием в свете открывшегося ему откровения о сущности познания. По Шопенгауэру, чтобы заниматься философией, следует отказаться от учета тех соображений, которые и создают парадигму теоретического эгоизма.

Термин «откровение» вполне укладывается в парадигму философии Шопенгауэра, потому что по нему непосредственное созерцание представления и есть своего рода додискурсивное откровение, интуиция. Абстрактное же познание наступает позже и является уже истолкованием этой непосредственной интуиции.

Итак. Основой познания мира для субъекта является его тело и созерцание того, в чем это тело находится. Тело познается двояко. С одной стороны, оно есть объект среди других объектов и отличается от них (и принципиально) тем, что непосредственно отражает в сознании любое на себя воздействие, тогда как непосредственные воздействия на другие тела наблюдаются только в представлении. С другой, тело познается как непосредственное самоощущение, нечто исполненное потребностей и желаний. Это внутреннее самоопределение тела Шопенгауэр называет волей. Те же ощущения, но связанные с телом, как объектом во времени и пространстве, Шопенгауэр так же считает волей. Внутри себя человек - есть воля, во вне эта воля проявляется как тело. Любое действие тела есть волевой акт. После укуса комара воля в себе чувствует боль и хочет прекратить ее, удалить причину; рука выполняет эту волю, прогоняя или убивая комара. Движение руки есть непосредственное действие воли, наблюдаемое во времени и пространстве.

Изучение себя изнутри не дает никакого другого познания, кроме того, что я есть воля. Это самое непосредственное и несомненное познание. То, что мое тело тоже есть моя воля, причем та же самая, уже вызывает определенное сопротивление в сознании, потому что как объект тело познается не непосредственно, а в формах представления.

Но еще большая сложность ожидает исследователя при анализе того, что же такое мир и в нем другие живые существа. Здесь Шопенгауэр, собственно, вводит догмат. Но обосновывает он этот догмат, хоть и косвенными доказательствами, но настолько основательно, насколько это вообще можно сделать. (Отсылаю читателя к основному труду в двух томах и к «Воле в природе».) Догмат этот заключается в том, что и весь мир, и все существа в мире есть та же самая воля, которую любой наблюдатель может обнаружить непосредственно с самого первого момента наблюдения.

Итак, по Шопенгауэру механизм познания таков: сначала воспринимается в себе наблюдателем воля как таковая, она соотносится с непосредственно созерцаемым миром в представлении и в первую очередь с собственным телом, далее, представление человеком изучается и исследуется при помощи абстрактного познания (при помощи понятий) и как вывод получается знание того, что же такое мир есть. Поскольку люди в разной степени наделены способностью к созерцанию, здравому суждению и к восхождению к началу начал, постольку мнения о мире у разных людей могут быть самые удивительные. Я это сказал своими словами, но у Шопенгауэра немало места в его трудах уделено разбору именно этих свойств людей.

Описанный механизм познания, собственно, есть философский способ познания. А на пути у него стоит теоретический эгоизм. Теоретический эгоизм это запрет на тот прыжок, который Шопенгауэр в интересах познания и философии совершает, принимая свой догмат. Это прямое отрицание этого догмата.

Дальше я процитирую отрывок из § 19 первого тома «Мира как воля и представление», который прокомментирую, и из которого читатель сможет заключить, верно ли я изложил выше идеи Шопенгауэра, а потом перейду непосредственно к теоретическому эгоизму, о котором свое исчерпывающее мнение Шопенгауэр высказал в этом же параграфе.

АРТУР ШОПЕНГАУЭР
"Мир как воля и представление". Том первый.
§ 19

Если в первой книге мы, с внутренним сопротивлением, признали собственное тело, подобно всем остальным объектам этого наглядного мира, только представлением познающего субъекта, то теперь для нас стало ясно, что именно в сознании каждого отличает представление собственного тела от всех других представлений, с ним в остальном вполне сходных: это то, что тело появляется в сознании еще в совершенно ином, toto genere (всецело, полностью (лат.)) отличном виде, который обозначают словом воля; что именно это двоякое знание о собственном теле дает нам разгадку самого этого тела, его деятельности и движения по мотивам, а также его страдания от внешних воздействий, словом разгадку того, чем оно является не как представление, но кроме этого, что оно есть в себе; такой разгадки относительно существа, деятельности и страдания всех других реальных объектов непосредственно у нас нет.

Говоря о «разгадке» того, что тело есть, Шопенгауэр начинает подводить читателя к разгадке уже того, что есть другие люди, а в конечном итоге и сам мир, хотя непосредственного знания об этом у нас нет и быть не может.

Познающий субъект именно благодаря этому особому отношению к собственному телу, которое вне этого отношения для него только представление, подобно всем другим, есть индивид. Но отношение, в силу которого познающий субъект является индивидом, существует поэтому только между ним и единственным из всех его представлений; вот почему лишь это единственное он сознает не только как представление, но в то же время и совершенно иначе — как волю.

То есть, другие есть такие же тела, как и я, а внутренняя их суть - воля, как и у меня, но я о себе это знаю непосредственно, другим же верю на слово и по внутренней интуитивной убежденности, непосредственно их не зная.

Но если отвлечься от этого особого отношения, от этого двоякого и совершенно разнородного познания одного и того же, то это одно, тело, является, конечно, представлением, подобно всем другим; поэтому, чтобы ориентироваться здесь, познающий индивид должен принять одно из двух: либо отличительная черта этого одного представления заключается лишь в том, что его, индивида, познание находится в таком двойном отношении только к этому представлению, имеет одновременно двойной доступ только в этот один наглядный объект, — но это объясняется не отличием данного объекта от всех других, а только отличием отношения его, индивида, познания к этому одному объекту сравнительно с отношением его к другим объектам; либо этот один объект по существу отличается от всех других объектов, единственно между всеми есть одновременно и воля, и представление, тогда как все остальные — только представления, т. е. простые фантомы, и тело человека, следовательно, есть единственный реальный индивид в мире, т. е. единственное проявление воли и единственный непосредственный объект субъекта. 

Здесь Шопенгауэр представляет два решения вопроса как якобы равноценные. Более того, форма подачи проблемы такова, что второе решение, подталкивающее рассуждающего признать всех «остальных» за фантомы, сразу выглядит достаточно нелепым. Тем не менее, из всего выше сказанного можно понять, что именно второе решение обосновано строго, а вот первое проблематично. Шопенгауэр чувствует это и усиливает аргументацию. По правде сказать, то, что он сделал в отношении предельного прояснения вопроса о теоретическом эгоизме, нельзя переоценить.

То, что другие объекты, рассматриваемые просто как представления, подобны телу субъекта, т. е. как и оно наполняют пространство (существующее, может быть, тоже лишь в качестве представления) и как оно действуют в пространстве, — это хотя и доказывается бесспорно из a priori несомненного для представлений закона причинности, не допускающего никакого действия без причины, но (не говоря уже о том, что от действий можно заключать только к причине вообще, а не к одинаковой причине) это не выводит нас еще из области чистого представления, для которой только и имеет силу закон причинности и дальше которой он никогда не может нас повести. Но можно ли считать, что объекты, известные индивиду лишь в качестве представлений, будут ли они все-таки, подобно его собственному телу, явлениями воли, — вот в чем, как уже сказано в предыдущей книге, заключается истинный смысл вопроса о реальности внешнего мира. 

Действительно, а реален ли мир? По Шопенгауэру мир реален постольку, поскольку реальна воля, которой этот мир является. Если же мир есть только представление в некоем единственном субъекте, то реален только этот субъект, мир же есть только мираж в этом субъекте и реален только как таковой.

Отрицательный ответ на этот вопрос составляет сущность теоретического эгоизма, который именно потому и считает все явления, кроме собственного индивида, за фантомы, — подобно тому как практический эгоизм поступает точно так же в практическом отношении: только собственную личность он рассматривает как действительную, а во всех остальных видит лишь призраки и соответственно обращается с ними. Теоретический эгоизм, правда, никогда не может быть опровергнут никакими доказательствами; (выделение А. Кончеева) однако в философии им всегда пользовались исключительно в качестве скептического софизма, т. е. для вида. 

Вот, где самая болевая точка. «...не может быть опровергнут никакими доказательствами...» Не все ли это равно, что он имеет предельную доказательность? Почти. Далее Шопенгауэр просто и понятно скажет: «Хотите быть философом, рассуждать, искать истину, разобраться в том, что такое мир и т.п., откажитесь от теоретического эгоизма напрочь, не хотите, дело ваше, но советую пройти лечение.

А как серьезное убеждение его можно найти только в сумасшедшем доме, и тогда оно требует не столько аргументов, сколько лечения. Поэтому мы не станем больше останавливаться на нем, и в наших глазах оно будет только последней цитаделью скептицизма, который всегда имеет полемический характер. Если, таким образом, наше всегда привязанное к индивидуальности и именно этим ограниченное познание необходимо влечет за собою то, что каждый может быть лишь чем-то одним, все же остальное он может познавать (это ограничение и порождает, собственно, потребность в философии), то мы, стремясь именно поэтому расширить философией границы нашего познания, будем рассматривать этот выступающий против нас скептический аргумент теоретического эгоизма как маленькую пограничную крепость, которую, правда, никогда нельзя взять, но и гарнизон ее тоже никогда не может выйти наружу, поэтому ее можно смело обойти, не боясь оставить в тылу. 

Прекрасный образ. Неприступная крепость, которую нет смысла осаждать ввиду ее полной безопасности.

Именно с этого положения, с этого догмата фактически, начинается философия. И для философии эта крепость действительно не представляет никакой опасности. Уже современные мыслители показали, что нет смысла спорить и вообще много говорить о солипсизме, поскольку речь по большей части идет только о словах, о способе говорить и выстраивать понятия. К тому же еще есть фанерон001. (Отсылаю желающих к неплохой в своем роде статье М. Гарднера «Почему я не солипсист».)

От себя же хочу сказать, что это рассуждение про неприступную крепость относится именно к философии, которая сознательно игнорирует теоретический эгоизм, но никак не к мистике, в сфере которой стены и рвы, окружающие эту крепость, вовсе не являются непреодолимыми. Увы, они настолько бывают зачастую условны, что позволяют пышным цветом расцвести под чутким руководством упомянутого гарнизона разнообразным формам магии, мистики и основанном на них мистико-магическом видении мира. И это бывает так реально, что и философия уже не может себя чувствовать вполне в безопасности. Если это, конечно, действительно глубокая философия, не позволившая себе забыть породивший ее догмат.

--------------------------------------------------------------------------------

ПРИМЕЧАНИЕ

001   "Все, что мы знаем о мире, основано на информации, получаемой через наши чувства. Мир нашего опыта - всеобщность всего, что мы видим, слышим, касаемся, чувствуем, иногда называется "феноменальным миром". Ясно, что нет способа получать ощущения за пределами ощущений, испытать больше того, что может быть испытано. Чарльз Пирс изобрел полезное слово для этого феноменального мира. Он назвал его "фанероном"". М. Гарднер. "Почему я не солипсист".

[свернуть]

[fidel]

КОНЧЕЕВ А. С.
ПОЧЕМУ Я НЕ ПОЮ ОДЫ БОГУ И ХОЧУ ИЗЖИТЬ МИР
краткое исследование

Спойлер

В разделе Полякова Максима Евгеньевича велась дискуссия на религиозные и околорелигиозные темы в комментариях к статье "От Христа к инквизиторам (продолжение)". Я участвовал в этой дискуссии000, высказывая свое мнение, разъясняя свою позицию и давая ссылки на свои и не свои публикации. В итоге Валерий Александрович Чижик задал мне два вопроса. Вот, они:
1) "Я свои хвалебные оды Богу и этому миру уже отпел". - ?
2) "Теперь я собираюсь этот мир, это бытие, изжить". - ?
Это мои собственные высказывания, сопровожденные вопросительными знаками.
Первое высказывание констатирует тот факт, что я из оптимиста, верующего в Бога, стал пессимистом и Бога и мир им созданный восхвалять перестал.
Второе высказывание отражает мои убеждения, мою философию и то понимание себя и своей миссии, которые я имею в настоящий момент.
Я считаю себя человеком довольно необычным, с достаточно уникальной судьбой. Причем уникальность эта проявилась не столько во внешних событиях, сопровождавших мою жизнь, сколько в том внутреннем пути развития, который мне за жизнь довелось пройти. Тому, кто прочтет то, что я опубликовал, будет ясно, почему я так считаю, и в чем заключается моя особенность. Хочу подчеркнуть, что я ничуть не кичусь этим фактом и принимаю его, как выпавшую на мою долю случайность. По моим представлениям, все происходящие в этом мире события, все живущие в нем индивидуумы, все формы, существующие в мире, случайны и преходящи. Вечно и абсолютно только некое начало, лежащее за миром явлений, в котором находится всё мыслимое и немыслимое. В нем пребывает и всякое возможное бытие, в настоящий момент находящееся в отчасти проявленном состоянии. Причем время, а значит, и все его моменты я считаю тоже частью этого проявления. Истинное бытие, окончательная реальность, пребывает вне каких бы то ни было интеллектуальных форм, а в частности и вне времени и пространства.
Теперь к ответу на вопросы.
Вообще-то я довольно подробно и обстоятельно уже на эти темы высказывался в своих публикациях и комментариях к ним. Но вкратце могу и повториться.


***



У меня был религиозный период, когда я считал мир вполне хорошим местом обитания. Чем-то вроде испытательного цеха, в котором Бог доводит до кондиции души человеческие. Бракованные уничтожает, подходящие рачительно использует в своих божественных интересах. Хорошие люди это те, кто любят Бога и ближнего, стараются быть хорошими и живут, полностью положившись на Бога и его милосердие. Таких Бог после этой жизни заберет к себе и направит в еще лучшую жизнь, чем эта, или просто посадит одесную себя, для пребывания в вечном блаженстве. Плохие же будут наказаны именно тем, что будут плохими, а не хорошими. Таким людям жить противно и тяжело. После смерти такие души идут на переработку. В существование ада я никогда не верил, считая его нелепым и жестоким человеческим измышлением.
Воззрение это близко теософским взглядам, оккультистским, толстовским, вообще, современному нью эйджу. Да и христианство, в сущности, рисует примерно такую же картину. "В мире будете иметь скорбь, но радуйтесь, я победил мир", "много званых, но мало избранных". Притчи о таланте, зарытом в землю, о виноградарях, о доброй закваске, об овцах и козлищах и др. И после смерти покаявшиеся грешники и праведники будут с Христом в раю, а отверженные пойдут во тьму внешнюю, "где плач и скрежет зубовный".
В дальнейшем я от таких представлений отказался. Пришло время, и я осознал, что ни одна система не проводит свои взгляды последовательно и до конца. И в каждой имеются черты догматизма. Мне же сказки не нужны, я люблю только Истину. И потому я решил исследовать всё сам и с самого начала. Путь к этому известен. Надо работать над своим телом и духом. Тело взять под контроль, дух тоже. Для этого подходят умеренный аскетизм (никаких самоистязаний) и восьмеричный путь йоги, описанный Патанджали. В результате своих исследований я вынужден был пересмотреть свой оптимизм, представления о Боге, представления о посмертии, этику и эстетику. А, главное, онтологию. Теперь для меня в основе всего не лежит мир, созданный Богом, в котором я пребываю в качестве твари. В основе бытия, по моим теперешним представлениям лежит некий абсолютный дух, коего все существа являются частичными проявлениями.
(Вот интересная цитата из Г. Сковороды, выражающая схожее представление:
"Стань же, если хочешь, на ровном месте и вели поставить вокруг себя сотню зеркал венцом. В то время увидишь, что один твой телесный болван владеет сотнею видов, от единого его зависящих. А как только отнять зеркала, вдруг все копии скрываются в своей исконности, или оригинале, будто ветви в зерне своем. Однако же телесный наш болван и сам есть единая только тень истинного человека. Сия тварь, будто обезьяна, образует лицевидным деянием невидимую и присносущую силу и божество того человека, которого все наши болваны суть, как бы зерцаловидные тени, то являющиеся, то исчезающие при том, как истина господня стоит неподвижна вовеки, утвердившая адамантово свое лицо, вмещающее бесчисленный песок наших теней, простираемых из вездесущего и неисчерпаемого недра ее бесконечно. Г. Сковорода "Разглагол о древнем мире", Москва 1973, Сочинения в двух томах, т. 1, с. 301.)
Воззрение это Григорий Сковорода возводил к библейскому "Сокроешь их в тайне лица твоего". Я же почерпнул это понимание из упанишад.


***



В Бхагавадгите описаны три йоги. Карма-йога, джнани-йога, бхакти-йога. (Долг, знание, любовь (поклонение) соответственно.) И любовь должна присутствовать во всех. Толстовство - это выполнение долга, Шопенгауэр и вообще любые мудрецы и философы - это знание, мудрость, Иисус - любовь, поклонение Богу и любви. Все эти йоги работают, но они не первоначальны. Они фиксируют уже имеющуюся ситуацию, но претензии у них абсолютные. Эти претензии обоснованы их теистическим характером.
Только джнани-йога (по большому счету) свободна от теизма, потому что теизм это догма, а познание по сути дела должно быть адогматическим. Но очень мало есть мудрецов, лишенных догматизма. Все почти религии, Ауробиндо, Рамакришна и другие сводят свои философствования к Богу как чему-то такому, что известно непосредственно и доподлинно. А Бог, на самом деле, есть нечто вполне неизвестное. Пожалуй, с определенностью можно сказать только: "что-то есть". А что есть? Какое оно? Это неизвестно. А раз неизвестно, то и нельзя построить на этом неизвестном никакой этики, санкционированной Богом. Этику можно построить только эмпирическую. (Хорошо разобраны вопросы этики в работе Шопенгауэра "Две основные проблемы этики")
Таким образом, я пришел первоначально в результате своих поисков к теоретическому неверию и отчаянию. Что-то вроде экзистенциализма атеистической разновидности. (Правда, Камю меня потряс своим невозможным сочетанием незаурядной литературной одаренности и прямой мировоззренческой глупости.) Я отказался от теизма, от любви, как метафизического принципа, от придания бытию какой-либо осмысленности. Очень поддержал меня в этот момент дзен-буддизм, высшая из возможных апология бессмысленности бытия, возводящая эту бессмысленность в абсолют, и прозревающий в этой бессмысленности некий особый высший невербализирумый и нементализируемый смысл.
Но, несмотря на отчаяние, я продолжал искать. Я был молод, энергичен и отчаяние мое было временным и теоретическим.
В дальнейшем на меня наиболее сильное влияние оказали упанишады и адвайта-веданта. То, к чему я пришел в результате мучительных поисков и даже отчаяния, там было давно и хорошо известно и своеобразным образом преодолевалось. Конкретная практика по рекомендованным ими техникам привела меня к новому уровню знания и понимания. Здесь я не вижу необходимости освещать все подробно, а отсылаю к моему произведению "Великое Делание" и другим, где, как мне кажется, я сказал больше и достаточно.
В настоящий момент мои взгляды таковы: истинно существует только бог. Но это не Бог религий. (Я избегаю слова "Бог", и употребляю его всегда условно.) Это некое абсолютное первоначало, производящее то, что мы воспринимает как бытие свое и всего мира. С точки зрения бога этот мир что-то вроде миража или его сна. (Сливаясь с богом в мистическом трансе, видишь это с совершенной отчетливостью.)
Каждый человек в своей внутренней сущности является богом. Или бог является всеми нами, что то же. Поэтому абсолютно каждый человек имеет с богом интимную связь. Разделяя во многом воззрения гностиков и неоплатоников, я считаю мир нисходящей эманацией бога, на одной из низших ступеней которой мы и находимся. Почему это произошло и как, человеческим интеллектом понять невозможно. Это есть, существует, и всё. Но эманация представляется своим собственным элементам (а это все мы) чем-то совершенно недолжным, мучающим их, несовершенным, наполненным злом. Зло это не абстракция, не умственная конструкция, а непосредственно переживаемые каждым тяжкие ощущения. Тяжкие ощущения, непосредственно каждым переживаемые. Духовные и физические. Если бы Бог был добр, как это декларируется в массовых религиях по понятным соображениям, он не стал бы, ни из каких даже самых возвышенных целей, пытать свои несчастные создания. Он бы и вообще не стал бы создавать их с такими качествами, которые допускают в них способность страдать и способность грешить001. Будучи добрым и всеведущим, он не мог бы не знать, к чему приведет тот акт творения, последствия которого мы все наблюдаем.
В отношении мира я придерживаюсь крайнего пессимизма в духе Шопенгауэра. По-моему, чтобы это увидеть, даже и особой остроты зрения на требуется, достаточно быть искренним и непредвзятым.
Я считаю, что мир нуждается в спасении. И спасение это, собственно, есть спасение от него самого. Христос сказал: "Я победил мир". Но он его не победил. Мир, погруженный в грязь, мерзости и гнусности, преспокойно существует по сей момент. Если посмотреть прямо, то можно увидеть, что мир победил Иисуса. Он его унизил и распял, а учение его осмеял и извратил. Мир, который распинает праведников, уничтожает всё даже самое прекрасное, который производит монстров, истязающих себе подобных, мир, заставляющий даже хороших людей создавать оружие, убивающее даже невинных прекрасных детей, не должен существовать, не имеет права на существование. Даже, если бы я не знал точно, что он может быть спасен, а был уверен, как уверено в этом большинство людей, что он будет существовать вечно, я бы его все равно проклинал и хотел бы его уничтожения. В исправление его я не верю.
Мир не может исправиться, его основа, его структура, его законы, его материя, таковы, что неизбежно будут порождать зло до тех пор, пока он существует002. Мир может быть не изменен, а просветлен, а просветлеть он может только тогда, когда просветлеет то начало, которое его и создало. То есть, бог. Бог должен стать БОГОМ. Без этого никакое спасение, никакая победа над миром невозможны. Невозможно создать себе сухую полянку посреди океана.
Хочу подчеркнуть, что мои понятия об этом, это не понятия частного явления, зациклившегося на своих переживаниях, а именно онтологическая картина мира. Я вышел за пределы своей ограниченности, я вышел за пределы своей личности, своего земного бытия. Я слился с Брахманом, для меня не было эпох, времен, планет, не было частных форм. Я был Брахман. И в то же время это был я, такой же, в сущности, я, который вам, читающие меня, это сейчас пишет. И вот, этот Брахман ощущал в себе наличие этой иллюзии, этой майи, этой эманации, этого мира (как больной и во сне ощущает в себе раковую опухоль), но он не знал, не понимал, что это такое, не понимал, что происходит. - БРАХМАН БЕССОЗНАТЕЛЕН. Это мы ограниченные, частные твари обладаем сознание - Брахман бессознателен003.
Уже потом я прочитал у одного из отцов апофатической теологии, что "Бог сам не знает, что он есть, потому что он не есть никакое "что"" (Скот Эуригена).
Я вернулся, я опять стал тем, чем и являюсь теперь, но теперь я знал смысл бытия, и смысл деятельности бытия. Бытие порождает разумных существ для того, чтобы они своим направленным развитием духа, довели это развитие, в конце концов, до такого уровня, когда наступит слияние этого как бы независимого духа с породившим его Брахманом. Эманация (или майя, или наш мир) исчезнет, и мир тем самым будет спасен. Все это подробнее, обстоятельнее и убедительнее я изложил в уже упомянутом мною выше трактате "Великое Делание".
Уже не один человек написал мне, что вполне понимает меня. Я не могу доказать большинство своих положений, потому что они являются следствием моего уникального мистического опыта, но многие люди имеют сходные с моими переживания и мысли.
Итак. Я пессимист, который был оптимистом. Я и сейчас признаю, что в мире есть много прекрасного. Но оно всегда относительно находящегося в том же мире отвратительного. Поэтому я мир в целом теперь никогда не хвалю, только отдельные его частности.
Я имею уникальное мистическое откровение, в деталях сходное с описаниями мистического опыта у многих других мистиков. Однако в моем понимании есть то, что у других или отсутствует или выражено недостаточно отчетливо, что показывает их не достаточно ясное понимание именно этих аспектов откровения. Я считаю, что мир нуждается в спасении и будет спасен. Отдельного, индивидуального спасения быть не может, потому что индивидуум есть иллюзия, а реален только Адам Кадмон, говоря гностическим языком, а на самом деле истинно реален только недвойственный брахман, не имеющий определений. И, таким образом, спастись должен не мир, не человечество, не я или еще кто-либо, а само Первоначало, сам Абсолют, который, допустив возможность возникновения нашего мира, тем самым его создал и тем самым и "разабсолютился", что и привело к наблюдаемым всеми нами печальным последствиям.
И последнее. О любви к жизни. Любовь к жизни слепа. Мы любим жизнь не потому, что она так уж хороша, а потому, что мы, собственно и есть эта любовь, пока мы все здесь находимся. Именно эта любовь и заставляет людей цепляться за жизнь во что бы то ни стало, хотя бы и за счет любых совершаемых ими подлостей. Но есть в мире и противодействующая тенденция. Это тенденция любви к спасению, к отрицанию любви к миру. И эта тенденция в извращенном виде проявляется в продвинутых религиях в их проповеди крайнего аскетизма и в их противостоящей жизни морали, а в прямом в эзотерических учениях и школах, ищущих истинный путь. Язычество же наивно радуется бытию. Потому я и говорю, что большинство людей, населяющих мир, язычники. Они радуются, пока радостно, и скорбят и проклинают все на свете, когда их постигает оборотная сторона радости.
Я действительно собираюсь этот мир изжить. Если этого не сделаю я, это сделает кто-то другой. Персона не имеет значения. Достаточно это сделать кому угодно и один раз, и мир будет изжит или, что то же самое, спасен. Как и когда это произойдет - это вопрос открытый. Я полагаю, что теперь уже скоро.
--------------------------------------------------------------------------------

000 В прошедшей дискуссии были высказаны настолько любопытные мнения, что я собрал наиболее интересные из них и поместил их в своем разделе под названием "О ХРИСТЕ, ТОЛСТОМ, ИНКВИЗИЦИИ". В этом же файле находится и сама статья Полякова М. Е. "От Христа к инквизиторам (продолжение)". Файл имеет размер около 100 Kb. Но его можно скачать в ZIP ЗДЕСЬ. Размер около 40Kb.
001 Грехом часто объявляются деяния, не имеющие в себе ничего предосудительного. Объявляется грехом нарушение того или иного табу, имеющего социальную природу. Истинным же грехом будет только причинение вреда, т. е. зла, подобному себе существу. Конечно, и нарушение социальных табу может быть злом. Но, если посмотреть строго, то трудно вообще найти хоть какое-то действие, поступок, который ни кому бы не вредил.
002 Материалисты поэтому вполне последовательно утверждают, что зло и страдания это чисто условные человеческие понятия, и в мире это только разнообразные химические и механические процессы, связанные с изменениями форм, в которых свойственно пребывать материи. Всё чувствующее и переживающее может чувствовать и переживать весь возможный спектр чувств и ощущений, свойственных данному конкретному виду чувствующих существ. Для мира и материи здесь нет и не может быть никакого зла.
003 Что бы сознавать, надо иметь то, что отражается, и то в чем отражается. То есть, должны быть две вещи, две сущности. Брахман же, по сути, есть нечто абсолютно единое, а потому в нем нечему и не в чем отражаться. Об этом же говорит, видимо, и Скот Эуригена, которого я процитирую ниже.

[свернуть]

И последнее. О любви к жизни. Любовь к жизни слепа. Мы любим жизнь не потому, что она так уж хороша, а потому, что мы, собственно и есть эта любовь, пока мы все здесь находимся. Именно эта любовь и заставляет людей цепляться за жизнь во что бы то ни стало, хотя бы и за счет любых совершаемых ими подлостей. Но есть в мире и противодействующая тенденция. Это тенденция любви к спасению, к отрицанию любви к миру. И эта тенденция в извращенном виде проявляется в продвинутых религиях в их проповеди крайнего аскетизма и в их противостоящей жизни морали, а в прямом в эзотерических учениях и школах, ищущих истинный путь. Язычество же наивно радуется бытию. Потому я и говорю, что большинство людей, населяющих мир, язычники. Они радуются, пока радостно, и скорбят и проклинают все на свете, когда их постигает оборотная сторона радости.

Я действительно собираюсь этот мир изжить. Если этого не сделаю я, это сделает кто-то другой. Персона не имеет значения. Достаточно это сделать кому угодно и один раз, и мир будет изжит или, что то же самое, спасен. Как и когда это произойдет - это вопрос открытый. Я полагаю, что теперь уже скоро

[fidel]

я таки написал КОНЧЕЕВУ А. С. письмо с прглашением пообщаться на форуме
про соллипсизм последователям учдх многое известно не понаслышке
приятно что он читал КК еще в самиздате Соллипсизм одна из концептуальных моделей
тем не менее жестко меняющих отношение к миру

[Линза]

солипсическое состояние ума в сочетании с принятием всего в моем случае лишает мотивов к саморефлексии и сильно расслабляет голову, как бы развязывая узел путем "растворения веревки"
внимание начинает видеть сразу все что есть в восприятии от органов счувств как один кусок, который отдален и взаимонедосягаем, этот кусок постоянно наезжает но не приближается. Видение всего сразу как одного куска сопровождается ощущением, как будто бы всегда знал это но оно ускользает каждый миг, и вдруг не ускользнуло.
на фт это состояние в основном отражается как расслабленное не двигающееся положение глазных яблок, обзор происходит поворотом шеи. от плеч и вниз все успокаивается, но контрастных изменений как в голове нет.
в целом по отношению к состоянию наличия контекста тело-мир, солипсичеческое состояние выглядит более предпочтительным изза расслабленности в области головы, отсутствием неосознанной борьбы

как это влияет в вашем случае

[fidel]

как это влияет в вашем случае

у меня по разному причем достаточно иногда резко меняется
одно время было ощущение что внешний мир погружен в ментал и насыщен им
на данный момент меня больше волнует действия ума как реакции на образы в сознании
различение обьектов сознания от иллюзии их отражения внешнего мира
как ты ощущаеш себя, свое тело ?

[Линза]

как ты ощущаеш себя, свое тело ?

тело щас вижу как пространство, откуда и куда направлено воспринимающее внимание и откуда и куда исходит воспринимаемое.
внимание и воспринимаемое, порождаясь телом, разъединяются и соединяются в процессе восприятия.
себя ощущаю иногда в гуще слияния этих двух вещей, в среде реагирования. там нет знания о том, что воспринимаемое и внимание имеют единый корень и имеет место иллюзия реальности условных внешних вещей. а када прекращаю это противопоставление, борьбу, расслабляется и успокаиваивается пространство, воспринимаемое начинает видиться сразу целиковым куском. во внимании возникает как бы переферическая свободная область, в которой видно что и внимание, и воспринимающее исходит из тела. в этот момент "я" становится условным местом, на которое ориентированы реакции, а у единого тела "я" нету, так как оно реакции не производит

[fidel]

я написал  Кончееву А.С. письмо о том что учдх предоставляет больше свободы поскольку реальностей в ней бесконечно много и получил ответ

Я в свое время плотно изучил Кастанеду. Собственно, я читал его книги по мере их публикации. Подпольные переводы появлялись в СССР с не очень большой задержкой. Ну, и естественно, это было не академическое познание ради познания.

Увы, я считаю, что противоречие есть, и даже весьма сложно устранимое. Вот, в чем суть дела. Для того, чтобы понять парадигму солипсизма не требуется какого-то особого погружения в свое сознание. Пожалуй, можно утверждать, что солипсизм вполне отчетливо обосновывается чисто логическим путем. Объектный (объективный) же мир при этом выступает вполне непосредственно в качестве некоей иррациональной загадки. По-моему, маг отличается от не мага именно тем, что способен понять онтологичность себя, своего внутреннего, интимного процесса (онтологичность нагваля) и относительность, условность «объективного» мира, только перед профаническим знанием предстающим столь незыблемо фундаментальным. Обыватель полагает, что живет в качестве букашки из белковой материи в бесконечном материальном мире. Его невозможно сдвинуть с этой позиции (его точки сборки) вследствие косности его внутренних структур. Интенсивное воздействие может такого обывателя и убить.
Я рассматриваю дихотомию субъективного и объективного примерно так, как современная физика рассматривает дихотомию волновых и частичных свойств микрочастиц. Разумеется, вся материя имеет волновую природу, но при непосредственном опыте происходит схлопывание волновой функции и на выходе получается объект со свойствами частицы. Так и в магической реальности. Есть только один непосредственный субъект, обязанный считать себя и только себя началом и концом всего. Но в практическом взаимодействии с миром (с тоналем) происходит схлопывание реальности и субъект получает возможность вполне непосредственно общаться с другим, как с тем, что как бы существует вне него и совершенно самостоятельно.

Я сейчас много размышляю на эту тему, делаю записи, возможно, когда-то что-то опубликую.
А. Кончеев.