статья Виктора Пелевин о Карлосе Кастенеде - Мой Мескалито трип

[fidel]

Victor Pelevin on Carlos Castaneda
My Mescalito Trip
Виктор Пеоевин о ККарлосе Кастенаде
Мой Мескалито трип
Перводы http://pelevin.nov.ru/rass/pe-mesc/1.html
Мой http://darorla.org/index.php?topic=254.msg4640#msg4640

LA Weekly MAY 3 - 9, 2002


   ONE OF THE TERMS THAT CAME INTO MODERN English from the Russian in the wake of "gulag" and "pogrom" was "samizdat." It is usually defined as a system of clandestine publication of anti-Soviet texts in the countries of the former Eastern bloc. This definition somewhat implies that "samizdat" meant Solzhenitsyn. In fact, "samizdat" meant Castaneda. The explanation is simple: When you live in a gulag from the day of your birth, reading a book about gulag in your free time feels a bit too patriotic. You want something different.

   Castaneda wasn't officially forbidden in the pre-perestroika Soviet Union. Neither was he permitted. Getting caught with Castaneda's pirate translation might have led you into mild trouble, comparable to the consequences of drunk driving or urinating in a public place, but never landed you in jail. It was a problem of possessing samizdat, not Castaneda - an issue of form rather than content. And this samizdat form transformed Castaneda into something quite unpredictable.

   Castaneda's most beautiful trick was based on the popular belief in the existence of fiction and nonfiction. This belief takes it for granted that there is a qualitative difference between two books if the first one tells a success story that never happened to a fictitious character, and the second one tells a success story that will never happen to you. In a way, this difference does exist. But it is not a difference between two books, it is a difference between two settings of the reader's mind. Here lies the real magic that makes the four Gospels either a dull specimen of ancient postmodernism or the Truth that proves itself as it unfolds in front of your eyes. Never mind the text. What matters is the legend, or, to be precise, your willingness to kindle this legend with life.

   Castaneda capitalized on this psychic phenomenon - which, by the way, he described in his books - with the ease and brilliance no other modern prophet was able to match, at least in business terms. His work was considered nonfiction, though later his publishers unobtrusively moved it to the arcane "Arkana" category. But if the mass-market production of Castaneda's books in the West firmly placed Don Juan among the phenomena of the '60s­'70s pop culture, in the Soviet Union he was a mystery known to the selected few even a decade later. If some of his Western readers perceived the term "nonfiction" as a maneuver to increase the sales, this kind of thinking was totally alien to us. At that time the notion of a best-seller didn't exist in our culture. The dust-covered volumes of Brezhnev's pensive prose that filled every bookstore were not best-sellers, they were best-printers. As far as we were concerned, there was only one indecent marketing trick that led to multimillion-print runs. It was to be a Politburo member. And Castaneda was not. So we didn't have any serious motive for suspicion.

   The samizdat incarnation of a Castaneda book was a photocopy of the typewritten translation. That was the reason why your access to a Xerox machine could drastically improve your position in the esoteric hierarchy. The quality of your Castaneda sheets showed your proximity to the mysterious center of occult knowledge: There were copies of copies, copies of copies of copies, and thus to eternity. Sometimes the letters were so dim that when you were finally able to finish the page, you felt like an Egyptologist who had managed to understand the inscription on a badly damaged obelisk.

   The translations were technically correct, but the style was more field notes than literary text - which doubled the feeling of authenticity. Sometimes you were given a book "till tomorrow" and had to read it overnight. Sometimes you would hear, "If you get in trouble, I didn't give it to you, okay?" It wasn't a mere nonfiction anymore, it was a non-nonfiction where a combination of factors created a cumulative effect of such force that some Castaneda readers saw lucid dreams an hour after they had read about the art of dreaming. And some were able to put into practice Don Juan's motto that knowledge is power.

   THERE WAS A PLACE IN MOSCOW CALLED BIRD Market - a flea market where you could buy pets, plants and many other things. Once, when I was in my early 20s, I went there to look for something I needed. Passing by a long table with plants, I saw a strange bald cactus with a tag that read, Lophophora williamsii. That sounded familiar. I remembered where I had seen these words - in the introduction to a Castaneda book. Then I remembered the meaning. It was the Latin name for a power plant that Don Juan used to call Mescalito. Mescalito was both a plant and a spirit.

   The next few weeks were a confusing period of time for the cactus collectors of Moscow. It seemed that a big new player entered their tight little universe. He was operating on a scale unheard of in the past, and disappeared without a trace after exhausting the entire Moscow stock of a particular cactus known mostly for its beautiful flower and complete absence of thorns.

   Speak, memory. Some peyote plants were big, mature and dark, some were light green and tiny. Some grew from the gray sand, some were implanted in another cactus, forming together with it a strange gibbous monster. I remember the floor of my room, transformed by the twilight and the power of my intent into a barren expanse of the Sonora desert where I had been so many times with Don Juan and Carlos during their promenades. Walking in the desert required your entire attention, as its surface was covered with plastic flowerpots of various forms and colors arranged in an orderly pattern, like an army prepared for a battle. And, as history shows, when there's an army prepared for a battle, it is only a matter of time when this battle starts.

   Unfortunately, Mescalito just said no. This plant needs a lot of sun radiation and a special kind of soil to produce the amount of mescaline sufficient to summon his noble spirit. So, despite the fact that the number of buttons I ate would have made Don Juan whistle in respectful disbelief, the result was nil, or very close to it: a kind of perceptual distortion that you might not even notice if you don't expect it to happen, or something that you start to feel only because you wait for it to begin. I walked in the forest, looked at the sunset. There was nothing special apart from the squeaking of sand on my teeth. However, my Mescalito trip had one curious side effect. Two days after it, perestroika began.

   WHICH TAKES ME BACK TO CASTANEDA. I KNOW about all the vitriol that his books attracted, and in many cases it was well-grounded. My own problem with Castaneda's metaphysical model is even deeper than all the criticism I heard. It is not only my problem. Talking about Castaneda's books with a Buddhist monk in a Korean monastery once, I said, "There's a concept I can't digest. A place where Castaneda says that awareness is a bluish glow that surrounds the Eagle's emanations." "Absolutely," said the monk. "If this is so, who's aware of this bluish glow then?"

   Yet I love him even with the bluish glow. He is much like this gibbous monster cactus, which doesn't have a holographic certificate of being the genuine authentic Peyote™, and doesn't really take you high, and perhaps can't even be called a cactus at all. But it gives you a little side effect that suddenly makes the side center and the center side. With all his tricks and failures, he shines high above the blurred crowd of many a "distinctive voice of his/her own" on the steep road from obscurity to oblivion. No matter what faults his books might have, they possess a very rare quality, the most important in the universe, that is hard to define otherwise but in Castaneda's own terms: They have heart.

[fidel]

Подумал что Пелевин писал на русском а варинт на английском перведен
Нашел русский текст http://pelevin.nov.ru/rass/pe-mesc/1.html
При беглом просмотре видно что английский текст ближе к оригиналу
Так что уже тепер не очень понимаю что есть ху
Через несколько дней выложу свой вариант перевода
а пока можно юзать этот http://pelevin.nov.ru/rass/pe-mesc/1.html
он не сильно отличается от текста на инглише

[fidel]

Таки решил запостить свой перевод Не считаю его совершенным
Местами конечно грубовато
Но он таки не имет некоторых странностей присущих  http://pelevin.nov.ru/rass/pe-mesc/1.html
Например

Переводы был технически правильны, но имели больше примечаний на полях чем самого текста

у Пелевина говорится не о заметках  на полях, а о полевых заметках 
или "это было одушевленное растение"  "он не может приподнять над землей"
есть еще ошибки Но в общем сама статья скучновата так что читать ее можно тока как КГ

Виктор Пелевин  о Карлосе Кастанеде
Мой Мекалито трип

Один из терминов который  пришел в совремнный английский вслед за "гулаг", "погром"
был "самиздат". Его обычно  определяют как  систему тайной публикации антисоветских
текстов в странах бывшего Восточного блока. Из этого определения отчасти следует,
что самиздатом является Салженицын, но фактическии, самиздатом является Кастанеда.
Объяснение этого простое. Когда ты живеш в гулаке с рождения то читать о гулаге
в свободное время ощушается немного слишком патриотично. Хочется чего другого.

Кастанеда не был официально запрещен при пре-перестройке. Как не был и разрешен.
Быть поиманным с пиратским переводом Кастанеды могло привести к небольшим проблемам
сравнимым с последствиями вождения машины в пьяном виде или писания в публичном месте,
но не к попаданию в тюрьму. Проблему создавал самиздат, а не Кастанеда, форма издания
а не содержание. И эта форма издания трансформировала Кастанеду в нечто непредсказуемое.

Самый великолепный трюк Кастанеды бизируется на всеобщей вере в то, что сущесвует
художесвенная и документальная литература. Эта вера принимает как данное качественное
различие между двумя книгами если одна рассказывает успешную историю, которая
никогда не происходила с придуманной личностью, и вторая, которая рассказывает
успешную историю кторая никогда не случалась с вами. В известном смысле различие
существует, но это не раличие между двумя книгами, это различие в настройке ума
читателя. Эта ложь есть реальная магия которая делает либо четыре благих вести
либо скушным образцом древнего постмодернизма, либо Истиной, которая
разворчаивается перед глазами. Текст не имет значнния. Имеет значение
легенда, или, более точно, ваше желание одушевить легенду чертами жизни.
Кастанеда использует это психический феномен, который, между прочим,
описывает в своих книгах, с простотой и блеском как никакой другой современный
проповедник, по краней мере в деловой терминологии. Его работа считается
документальной, хотя позже его издатели бесцеремонно перместили ее в разряд
мистики. Но хотя на западном массовом рынке книг Кастанеды Дон Хуан был
жесnко помешен в раздел феноменов поп культуры 60-70 годов, В советском союзе
десятилетем позже он был тайной известной немногим избранным. Если часть из его
западных читателей рассматривали термин "документальный" как маневр для
лучшей продажи, то для нас такой мыления был поностью чужд. В это время
понятие бестселлер отсутствовало в нашей культуре. Пыльные тома Брежневских
задумчивых фраз заполняющие любой книжный магазин не были бестселлерами,
они были наиболее печатаемыми. С нашей точки зрения сущесвовал только один
непристойный рыночный трюк, который вел к муногомилинному изданию - быть
членом Политбюро. Кастанеда им не был. Поэтомму мы не имели серьезных
поводов для подозрений. Самиздатовская инкарнация книг Кастанеды была
фотокопиями печатного перевода. Это было причиной, почему досутпность
ксерокса могли радикально улучшить вашу позицию в эзотерической
иерархии. Качество ваших листов Кастанеды демнстрировало вам близость к
загадочному центру оккульного знания. Были копии копий и копии, копий, копий
и так до бесконечности. Иногда буквы были настолько темными, что когда
наконец вы заканчивали читать текст вы чувсовали себя как Египтолог, который
смог понять надпись на сильно разрушеном обелиске.
Перевод бы технически корректен, но стиль был скорее полевых заметок, чем
литаратурный, что удвайвало ощущение аутентичности. Иногда книги вам
довались "до завтра", и читались всю ночь. Иногда можно было услышать -
если будут проблемы я тебе их не давал, хорошо ? Это уже не было просто
документалистика. Это была документалистика, где комбинация факторов
создавала кумулятивный эффект такой силы, что некторые читатели видели
люцидные сны через час после прочтения об исскусства сновидения.
И некоторые способны были использовать в практике лозунг Дон Хуана:
знание - сила.
В москве было место называемое "Птичий рынок" - блошиный рынок где вы могли купить
домашних животных, растения и много других вещей. Как то раз, когда мне было чуть
больше 20 лет, я пошел туда за чем то мне нужным. Проходя мимо длинного стола
с ратениями я увидел странный, лысый кактус с ярлыком на котором прочитал -
Lophophora williamsii. Это звучало знакомо, я помнил где я видел эти слова -
в предисловии к книге Кастанеды. Затем я вспомнил значение. Это было латинское
название растения силы, которое Дон Хуан обыно называл Мескалито. Мескалито был
одновременно и растением и духом. Следующие несколько недель были периодом приведшим
в смущение коллекицонеров кактусов в Москве. Похоже что новый большой игрок
вошел в их тесную маленькую вселенную. Он действовал на неслыханном в прошлом уровне
и исчез после того как истощил Москвский рынок кокретного вида кактуса известного
в основном своими красивыми цветами и полным отсутствием шипов. Рассказывают
вспоминая что некоторые кактусы пейота были большими, зрелыми и темными а другие
светылми, зелеными и мелкими. Некторые призрастали на сером песке, некторые были
имплантированы в другой кактус, образующие вместе странного горбатого монстра. Я
помню пол моей комнаты, превратищенный сумерками и силой намерения в бесплодный
простор Сонорcкой пустыни, где я был столько раз с Дон Хуаном и Карлосом во время
их прогулок. Прогулка по пустыне требует всего внимания, так как её поверхность
покрыта пластиковыми цветочными горшками различных форм и цветов расположенных в
правильном порядке, как армия готовая к битве. И, как доказала история, если
есть армияя готовая к битве, то только вопрос времени когда эта битва начнется.
К сожалению, Мескалито сказа "нет". Это растение требует много солнечной радиации,
спциального типа почвы для призводства количества мескалина достаточного для вызова
святого духа. Несмотря на то, что количество съеденных мной плодов заставило бы Дон Хуна
засвистеть с недоверчивым уважением, результат был нулевой, или очень близок к этому:
род перцептивонго растройства который вы бы даже не заметили если бы не его не ожидали,
или нечто, что вы ощушаете только потому, что ожидаете что оно должно начаться.
Я пошел в лес, смотрел на закат. Не было ничего примечательного кроме скрипа
песка на зубах. Однако мой Мескалито трип имел некий забавный побочный эффект.
Через два дня после этого началась перестройка.
Что меня вернуло назад к Кастанеде. Я знаю о купоросе(жесткой критике) которую привлекают
его книги. И во монгих случаях она имеет основания. Мои собственные проблемы с метафизической
моделью Кастанеды более глубоки чем весь критицизм который я слвшал. Это не только моя
проблема. Как то раз в Корее разговаривая с буддистким монахом о книгах Кастанеды.Я сказал,
"Есть концепция которую я не смог переварить". Это место, где Кастанеда говорит, что
осознанность это голубоватое сияние которое окружает эманации орла."Абсолютно верно" -
ответил монах. Если это так, кто тогда осознает это сияние ? Хотя я люблю его даже с его
голубым сиянием. Он очень похож на этот горбатый учитель кактус, который не имет
голографического сертификата совершенно аутентичного Пейота. И не переведет вас в
другое состояние и возможно его вовсе нельзя назвать кактусом. Но он может дать вам
побочный эффект, который внезапно сделает побочное центром, а центр сделает побочным.
Вместе со всеми его трюками и недостатками, он высоко сияет над грязной толпой многих
имеющих "собственный голос" на крутой дороге из темноты в неизвестность. Неважно какие
недостатки имеют его книги, они обладают очень высоким качеством, наиболее важным во
вселенной. Это трудно опрделить иначе чем в терминах самого Кастанеды. Они имеют сердце